«Используя чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием — мы получили сырьевой придаток, а не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать»[1].

Б. Клинтон, выступление на совещании ОКНШ США,  25.09.1995 г

Настоящее, а тем более будущее развитие и безопасность России, как уже говорилось выше, не могут быть обеспечены самой эффективной политикой стратегического сдерживания в её нынешнем понимании. Пока что сохраняется положение, когда стратегическое сдерживание только в одной своей, а именно военной части, определяется способностью России предотвратить вооруженное (и, в еще меньшей степени, — ядерное) нападение. Как показывает современная реальность, — поражение в современной войне можно нанести противнику и без формального объявления войны и без массированного использования оружия[2]. Только во 2-ой «иракской войне» США использовали крупные соединения своих вооруженных сил. Все войны последних десятилетия, а, главное, их политические результаты, были получены либо с помощью невоенных силовых средств, либо при помощи сил специальных операций и асимметричных действий[3].

Для того, чтобы изменить эту ситуацию необходимо согласиться с тем, что характер современной политики и, в частности, военной политики в ХХI веке, стал следствием бурного социально-экономического и военно-технического развития государств и акторов с последней четверти ХХ века, что, в свою очередь, радикально повлияло на процессы формирования МО и ВПО, а также средства и способы силового (включая военного) принуждения. Прежде всего, средств и способов системного военно-силового принуждения или (используя традиционное выражение) политики силы. Яркий пример — действия российских ВКО в Сирии и их возможности (в частности, РЭБ и ПП), которые проявились, например, в результате уничтожения самолёта Ил 20, за которым произошли радикальные изменения в ВПО в регионе.

Таким образом, чтобы выбрать алгоритм действий необходимо признать, что выстраивается логическая цепочка, состоящая из следующих основных частей (о которой говорят многие годы, но по какой-то случайности — прихоти или сознательно — не реализуют эту логику до своего конца)[4]:

— Стратегическое сдерживание зависит от эффективности всей политики безопасности страны, а не только ядерного оружия и «ядерного сдерживания», на которые уповают многие политики и военные деятели. В последние десятилетия возникли и стремительно развиваются другие факторы, обеспечивающие безопасность, — военные и не военные, — которые значительно шире, чем только ЯО. Необходимо это признать (что делается неформально и неохотно), а значит и научиться максимально эффективно использовать. Особенно если речь идет о сочетании военных и политико-дипломатических, информационных и иных средств.

— Политика безопасности зависит в возрастающей степени от внутриполитической стабильности в стране и эффективности внешней политики, которая также влияет на внутриполитическую стабильность. Это — не новое явление: революции 1905 и 1917 годов во многом стали следствием войн, которые велись в то время.

В настоящее время Россия ведёт активную внешнюю политику, которая выражается, в том числе и в участии (в разных формах) в конфликтах в Сирии и на Украине и в других регионах. Надо понимать, что только положительные результаты такой политики могут положительно влиять на внутриполитическую стабильность, а спорные (как участие СССР в конфликте в Афганистане), особенно препарированные СМИ, могут резко негативно отразиться на внутренней политике.

— Эффективность внешней и внутренней политики зависит, прежде всего, от темпов и качества социально-экономической политики и развития нации, которые определяются, прежде всего, качеством и темпами развития человеческого капитала и его институтов.

Это означает, что и эффективная безопасность нации и государства, стратегическое сдерживание, в конечном счёте, зависят от темпов и качества развития НЧК и его институтов. Соответственно, справедливо и то, что усилия и ресурсы, затраченные на эти цели, будут наиболее эффективно с точки зрения безопасности и стратегического сдерживания, а значит необходимо провести переоценку существующей политики под этим углом зрения, сконцентрировав усилия и ресурсы на ускорении развития НЧК и его институтов.

— Социально-экономическое развитие зависит от эффективности государственного и общественного управления, которые измеряются конкретными результатами. Надо признать, что в последние десятилетия эффективность управления была крайне низкой, а иногда и преступной. Это необходимо для того, чтобы:

— во-первых, реально оценить роль управления и правящих элит в развитии нации и государства, возложив на них политическую, цивилизационную, нравственную и правовую ответственность за ошибки и преступления. Пока этого не будет сделано, не удастся вернуть ощущения чувства ответственности правящей элиты и её конкретных представителей;

— во-вторых, необходимо вернуть главный критерий управленческой деятельности — результат (и его качественные и количественные оценки), который был оттеснен в эти десятилетия другими характеристиками — лояльностью, преданностью, угодничеством и пр.;

— Эффективность национального управления зависит от способности и качества национальной правящей элиты, адекватности доминирующих взглядов, представлений и идеологии, составляющих в систему национальных ценностей и приоритетов, способности и организации к стратегическому прогнозу и планированию.

Необходимо вернуть требования к представителям управленческого звена правящей элиты, которые (не смотря на многочисленные  бюрократические инициативы) были в последние годы сведены к формальностям, либо вообще отсутствовали.

Во многом это стало следствием отсутствия у правящей элиты наиболее общей системы взглядов, т.е. Идеологии национального развития, которая отрывочно, «де-факто» формируется как под влиянием публичных выступлений, так и (более реально) тех российских реалий, которые бывают иногда сомнительны и даже опасны.

Очевидно, что говорить об эффективной политике стратегического сдерживания, т.е. только военной составляющей (даже только ядерной), бессмысленно, не определившись с более важными политическими и нравственными приоритетами, о некоторых из которых было сказано выше. Вместе с тем, подробнее анализировать эти общие политические и социально-экономические приоритеты в данном разделе автор не будет: это было уже им сделано многократно в 90-е годы и позже[5]. В этой части акцент будет сделан на логике максимально эффективного противодействия со стороны России в более широком понимании и узелком — повышение эффективности стратегического сдерживания.