Ядерная катастрофа могла начаться случайно, по оплошности одного человека — этот страшный урок я никогда не забуду[1]

У. Перри, бывший министр обороны США

Вплоть до настоящего времени политика безопасности России основывается на концепции стратегического сдерживания, в основе которой лежит задача предотвращения военного нападения на Россию[2]. Именно военная составляющая является не только главной, но и единственной.

Более того, имеется в виду, прежде всего, ядерное сдерживание, предполагающее применение ЯО в ответ как на нападение с помощью ядерных, так и не ядерных средств.

Ситуация в мире, однако, стремительно меняется. И ещё больше изменится в самом ближайшем будущем. Период развития военно-политической обстановки в мире (ВПО) 2018–2024 годов будет радикально

Политика стратегического сдерживания России в новых условиях развития ВПО после 2018 года отличаться не только от периода до 2014 года, но и самых последних лет: именно в эти годы эскалация политики «силового принуждения» в отношении России перешла в качественно новую фазу прямого военно-силового противоборства, когда доля невоенных силовых средств и мер в политике западной коалиции сократилась в пользу смешанных, военно-силовых, или «асимметричных»[3].

 Можно уверенно прогнозировать, что прежний, традиционный набор, политико-дипломатических средств будет и далее сокращаться в пользу таких асимметричных силовых средств и мер политики, получившей название политики «новой публичной дипломатии»[4]. Война в Сирии и на Украине продемонстрировали, что силовые и военные средства политики всё чаще и чаше смешиваются, когда провести различия между ними становится невозможно. Сбитый в Сирии российский самолёт Ил–20 был фактически сбит не сирийской ПВО, а израильскими истребителями, также как и политическое убийство в Донецке лидера ДНР Захарченко было террористическим актом против руководителя государства, а не рядовым взрывом.

В общей сложности с 20 июня по 15 августа 2014 г. В ходе проведения операции, как следует из докладов ВСУ, ополченцы захватили в украинской армии: Т-64 — 65 ед., БМП — 69 ед., БТР — 39 ед., БРДМ — 2 ед., БМД — 9 ед., РСЗО БМ-21 «Град» — 24 ед., РСЗО «Ураган» — 2 ед., САУ 2С4 «Тюльпан» — 2 ед., САУ 2С9 «Нона» — 6 ед., САУ 2С1 «Гвоздика» — 25 ед., Д-30 — 10 ед., минометов 82 мм — 32 ед., ЗУ 23-2 — 18 ед., автомобилей — 124 ед. Это за 55 дней гражданской войны!

Само собой, глупо отрицать приобретение ополченцами оружия и в других «военторгах». Точные данные о количестве вооружения у обеих сторон читатели узнают по самым оптимистическим прогнозам лет через 15–20. А, возможно, и не узнают никогда.

С февраля 2015 г. по сентябрь 2017 г. украинская артиллерия в зоне АТО выпускала в день от 40 до 400 реактивных и обычных снарядов и мин.

И все это при том, что 90% артиллерийских систем ВСУ и примерно столько же снарядов не производятся на Украине. Таким образом, можно утверждать, что Киев давно вынужден был бы прекратить войну в Донбассе без массированных поставок сотен артсистем, а также сотен тысяч снарядов из стран НАТО, которые ранее входили в состав Варшавского договора. Кроме того, тайно идут поставки с американских складов трофейного вооружения, захваченного армией США в ходе локальных войн.

Речь идет об артсистемах и снарядах советского образца, изготовленных как в СССР, так и в других странах[5].