>> Часть I <<

>> Часть II <<

>> Часть III <<

>> Часть IV <<

Проведенный анализ показал, что PCC соответствует трем ключевым признакам банд третьего уровня, «милиции»  — двум признакам: сложности и политизации, которая особенно выделяется, поскольку «ополченцы» интегрированы с государственными ведомствами и политиками. Впрочем, на наш взгляд, независимо от того, ставят ли ПО перед собой политические/идеологические цели или нет, их воздействие на государство ведет к политически значимым последствиям или стремится к этому. Степень насилия в Бразилии, соответствующая ВВК, и достижение рядом ПО признаков банд третьего уровня позволяют сделать вывод о наличии в стране криминального мятежа.

Вместе с  этим мы считаем, что криминальный мятеж следует рассматривать как особую форму неклассических войн. В  начале работы мы указали, что все неклассические войны обладают фундаментальным признаком — отсутствием масштабного применения вооруженных сил хотя бы одной из сторон конфликта. НГНА, к которым относятся и банды, и «милиции», не обладают регулярными войсками. Неклассические войны в форме криминального мятежа помимо отсутствия применения армии со стороны НГНА обладают еще одной характерной особенностью — увеличением сетевой составляющей в организации данных субъектов. Это, в частности, касается «милиций», достигших экспоненциального расширения не в последнюю очередь за счет кооптации политиков, играющих важную роль в  сетях[1] «ополченцев». Сетевая организация банд также выполняет значимую функцию, в том числе в тюрьмах, чему посвящен ряд исследований, в которых изучались тюремные сети бразильских ПО, включая PCC, с использованием соответствующего анализа[2] (например, работа М. Табоаса [Tabôas, 2022]). Мы полагаем, что децентрализации, сетевизации (т.е. переходу к преимущественно сетевой форме организации) и, как следствие, усложнению ПО способствует ряд перечисленных в данной работе факторов. На рис. 1 показана схема эволюции PCC до банды третьего уровня, включающая основные факторы развития этой группировки.

Рис. 1. Схема эволюции PCC (приведенные процессы параллельны и совместно способствуют возникновению у PCC трех признаков банд третьего уровня)

Трансформация PCC в банду третьего уровня способствует криминальному мятежу и поддержанию ВВК в Бразилии. Вместе с тем усложнение организации, важной и неотъемлемой составляющей которого является переход к более сетевой форме, позволяет сделать вывод о том, что PCC также выступает как актор неклассической войны, поскольку у  нее отсутствуют явные политические цели.

Однако тот факт, что ПО не декларируют политические намерения (например, свергнуть действующую власть или выйти из состава Бразилии), на наш взгляд, не имеет принципиального значения.

Преступные группировки не просто стремятся влиять на политику государства в правоохранительной сфере к своей выгоде, но и действуют так, что власть вынуждена реагировать в том же ключе, как если бы имела дело с НГНА с политической мотивацией (повстанцами, террористами). Как следствие, ситуация выходит далеко за рамки сугубо вопросов общественной безопасности, превращаясь в  прямую угрозу национальной безопасности государства, в  том числе его территориальной целостности. ПО оспаривают государственный суверенитет на части территории страны через силовой и социальный контроль. Государство вынуждено противодействовать этому уже с использованием вооруженных сил, что увеличивает интенсивность насилия, являющегося одним из ключевых факторов поддержания ВВК в Бразилии. В этой связи выводы некоторых авторов о полном контроле территорий государством и отсутствии ВВК в Бразилии (см.: [Foley, 2022; Palma, 2023]) мы ставим под сомнение.

У эволюции «милиций» имеется своя специфика. На рис. 2 показаны факторы развития этих НГНА.

Рис. 2. Схема эволюции «милиций», соответствующих двум из трех признаков банд третьего уровня (кроме высшей стадии — интернационализации)

Разница между бандами и  «милициями» состоит в  том, что последние, будучи выходцами из «эскадронов смерти» и силовых ведомств, изначально обладают высоким уровнем организации и подготовки, но при этом остаются интегрированными в государственный аппарат. Если традиционные ПО являются антисистемной силой, то «милиции» есть искаженная форма институтов, которые трансформировались в  преступные группировки, используя слабости институциональной системы Бразилии. Пока «милиции» не в полной мере отвечают признакам банд третьего уровня, однако полагаем, что это лишь вопрос времени, учитывая их способность к  экспансии, тенденцию к  организационному усложнению и  высокую степень адаптивности. Так, несмотря на противодействие государства, «милиции» сохраняют значительный потенциал для территориального контроля и  инфильтрации во властные структуры. Следовательно, де-факто они достигают политических целей и  результата или стремятся к  этому. Первоначально «милиции» осуществляют территориальный контроль и  проникают в  государственные структуры в  целях обеспечения своей преступной деятельности. Однако на следующем этапе, по мере интеграции в политику и будучи способными физически препятствовать проникновению на подконтрольную им территорию государственных силовых структур, они становятся важным политическим фактором.

В этом ситуация в Бразилии схожа с тем, что происходит в Мексике, Колумбии, Гватемале и других странах ЛАКБ.

Важно еще и то, что фактор мотивации (он у «милиций» преимущественно «экономический» — извлечение прибыли незаконным путем) не имеет принципиального значения: если действия «милиций», равно как и других ПО (или вообще любых НГНА), оказывают на государство такое влияние, как если бы они ставили перед собой политические цели и достигали их, то мотивация как определяющий критерий для дифференцирования ПО от идеологически и политически мотивированных НГНА теряет значимость. Это позволяет отнести «милиции» к де-факто политическим организациям, что сближает их с группировками типа PCC.

На основании приведенных аргументов мы делаем следующий вывод. В  Бразилии присутствуют все признаки криминального мятежа, поскольку его основные негосударственные субъекты (ПО) достигли такого уровня организационной сложности, когда они в  состоянии подрывать суверенитет государства, устанавливая доминирование хотя бы на части его территории и выступая в  качестве стороны ВВК. Это заставляет поставить под сомнение выводы ряда отечественных авторов (например: [Морозов, 2018]), которые считают, что наркоструктуры предпочитают опосредованно контролировать территории, поэтому возникновение квазигосударств исключено. В действительности только лишь опосредованный контроль не всегда имеет место в силу того, что некоторые ПО осуществляют именно прямой контроль территорий с использованием для этого физического насилия[3]. Они подрывают возможности правительства, подавляя полицию и правовую систему посредством применения силы и за счет численности, организации и вооружения, зачастую превосходящего таковое у силовых структур. Физическое насилие может использоваться как для принуждения уже существующих государственных органов, так и для вытеснения их и установления своей фактической власти. И в том, и в другом случае власть достигается через насилие — прямое, включая убийства местных политиков, чиновников (например, мэров, судей) и представителей правоохранительных органов, или опосредованное (с санкции ПО).

Это позволяет говорить о наличии квазигосударственных признаков у некоторых высокоорганизованных ПО.

Почти все основные ПО Бразилии (банды и «милиции») формально имеют неполитическую или квазиидеологическую мотивацию.

Однако именно в силу наложения факторов, обсуждавшихся в данном исследовании, эти ПО в состоянии деструктивно воздействовать на государство, как если бы они изначально стремились подорвать его суверенитет хотя бы на части его территории. Рассматривать эти организации исключительно как неполитические, а следовательно, как рядовую преступность, но просто большего масштаба, по мнению автора данной работы, фундаментально неверно.

Обсуждаемый феномен с  учетом всей его специфики невозможно адекватно объяснить без оценки действий ПО, приводящих к  последствиям, которые имеют политические признаки. Особое значение приобретает причинно-следственная связка «территориальный контроль — ВВК», поскольку способность силовым путем даже локально оспаривать суверенитет государства и  этим нарушать его территориальную целостность в принципе не может быть только криминальной целью. Для того чтобы сложилась подобная ситуация, нет необходимости в политических программах и полноценной идеологии у негосударственного субъекта. Она становится следствием внутренней логики развития высокоорганизованных ПО, когда достижение ими своих криминальных (неполитических) целей оказывается невозможным без достижения де-факто политической цели (территориального доминирования), а значит, данные цели становятся неразделимы и  неразличимы. Это особенность криминального мятежа как формы неклассических войн вообще и в Бразилии — в частности.