>>Часть I<<

>>Часть II<<

Демобилизация и фрагментация как факторы криминализации и эволюции НГНА в Колумбии

В Колумбии на протяжении десятилетий идет внутренний вооруженный конфликт, усугубляемый катастрофическим ростом криминала. Так, местные ПО постепенно уходят от картельных форм первой и второй фаз, а на их месте появляются специфические децентрализованные синдикаты, слабо напоминающие своих предшественников. Более того, имеет место конвергенция угроз, когда фиксируется сближение интересов и отношений между террористическими организациями, незаконным оборотом наркотиков и повстанческими движениями, чьи способности к адаптации, диверсификации и сетевым действиям позволяют им иметь глобальный охват, нарушающий суверенитет и стабильность государств и международной системы[1]. Одна из ключевых причин этого — незаконный оборот наркотиков, ставящий под угрозу способность государств его контролировать и способствующий потере суверенитета, которую предполагает процесс глобализации[2]. С упадком старых поколений торговцев наркотиками, в Колумбии возникли ПО, часть из которых вступали в соперничество между собой, что сопровождалось ростом насилия. Другие, отдавая приоритет своим экономическим интересам, заключили соглашения с повстанческими, террористическими и криминальными организациями в Западном полушарии и за его пределами. Тем самым был сконфигурирован феномен конвергенции, понимаемый как союз между повстанцами, терроризмом и организованной преступностью, которые образуют сети и разделяют интересы, тактику и процедуры, развертывают свою деятельность в регионах, где длительное время сохраняются условия для конфликтов, наконец, развиваются, становясь все более сложными и способными дестабилизировать государства[3].

Внутренний вооруженный конфликт в Колумбии, изначально проходивший в форме иррегулярной войны между государством и инсургентами, стал трансформироваться в неклассическую войну в форме криминального мятежа, отличающегося от своих аналогов в других странах, а именно активной криминализацией герильи и ультраправых военизированных формирований, которые претерпели существенные изменения.

К одним из важных изменений в изначально повстанческих организациях в Колумбии относятся глубокие организационные преобразования, в некоторых случаях приводящие к радикальной трансформации этих НГНА. Примером этому является FARC—EP, которая изначально считалась террористической организацией, однако впоследствии была признана ее политическая составляющая. Это позволило начать переговоры и подписать в 2016 г. мирное соглашение[4]. Когда FARC—EP в 2017 г. передала последнее вооружение представителям ООН, правительство Колумбии объявило об официальном прекращении конфликта.

После этого организация трансформировалась в политическую партию[5], что было предусмотрено мирным соглашением, по которому ей было предоставлено десять мест в законодательном органе Колумбии (по пять мест в верхней и нижней палатах Конгресса в течение двух легислатур). Несмотря на то что администрация во главе с президентом И. Дуке Маркесом была против мирного соглашения, его положения частично выполнялись.

Однако этого оказалась недостаточно для недопущения возобновления насилия и внутреннего вооруженного конфликта, что проявилось в убийствах экс-боевиков FARC—EP. Например, согласно отчету «Замалчивание правды. Диагностика моделей смертельного насилия, от которых страдают бывшие комбатанты FARC—EP в Колумбии (2017—2020)», Группой расследования и уголовного преследования Специальной юрисдикции по вопросам мира (La Unidad de Investigacio´n y Acusacio´n de la Jurisdiccio´n Especial para la Paz) с помощью статистической модели экспоненциального сглаживания[6] было установлено, что если тенденция убийств бывших комбатантов останется такой же, как и с февраля 2017 по 2020 г., то в конце 2024 г. число жертв насильственной смерти из числа демобилизованных боевиков FARC—EP достигнет 1600 человек, или около 12% от общего числа экс-комбатантов[7] [8]. Несмотря на то что правительство И. Дуке Маркеса утверждало, будто демобилизованных экс-комбатантов убивают их бывшие коллеги, Конституционный суд Колумбии заявил, что имеет место массовое нарушение мирного соглашения, когда, в частности, были задокументированы нарушения в плане гарантий безопасности бывшим членам FARC—EP при их возвращении к гражданской жизни[9].

Это привело к тому, что некоторые боевики возобновили свою вооруженную борьбу. Отметим также отсутствие поддержки демобилизации всеми участниками FARC—EP еще до подписания соглашений.

Возникшие FARC-D представляют собой скорее федерацию групп с разной степенью связанности и большой автономией в своей деятельности на территориальном уровне. Руководящему органу группировки, который называется «Центральный генеральный штаб» (Estado Mayor Central, EMC), удалось объединить 27 из примерно 40 диссидентских структур в пять блоков[10]. Фактически образовались децентрализованные группировки, сохраняющие свою автономию.

Пример FARC-D демонстрирует, что процесс демобилизации ведет к возникновению новых в значительной степени деидеологизированных организаций, чья активность направлена на территориальный контроль, наркопроизводство, нелегальную добычу полезных ископаемых и контрабанду. Возобновившие вооруженную борьбу комбатанты, отказавшиеся от мирного соглашения и разочаровавшиеся в государственной политике в отношении разоружившихся бойцов FARC—EP, возвращаются к тому, чем они занимались ранее, но уже с более выраженной криминальной ориентацией. Это ведет к фрагментации прежде единой организации, изначально стремившейся к изменению политического строя в Колумбии военным путем. Более того, EMC и независимые от него фронты в своей криминальной деятельности активно взаимодействуют с различными НГНА, особенно структурами типа A и B. Таким образом, произошло идеологическое разложение диссидентов. К примеру, боевики из EMC наравне с ELN и AGC передали на аутсорсинг некоторые свои операции преступным группировкам в департаменте Сесар (например, организациям класса GDCO)[11].

Вместе с тем следует отметить, что альянсы формально повстанческих организаций и ПО формировались еще до демобилизации части FARC—EP в 2016 г.[12]. После этого местные ПО усиливались через связи с деидеологизированными и обладающими значительным боевым опытом боевиками бывших партизанских организаций.

Как следствие, политика демобилизации боевиков FARC—EP привела к фрагментации этой организации, что отчасти сравнимо с эффектом стратегии обезглавливания картелей в Мексике, подробно описанной в[13], поскольку боевики, лишенные единого командования и возобновившие вооруженную борьбу, образуют формирования, у которых политические цели являются во многом декларативными. Основная их цель — извлекать прибыль через контроль наркопроизводства и территорий. Это приводит к специфической особенности в эволюции колумбийских НГНА, когда новообразованные организации имеют формально политическую цель, используют террористические методы, но в действительности занимаются криминальной деятельностью. Тем не менее подобные НГНА влияют на государство, контролируют часть его территории и этим подрывают его суверенитет, т.е. достигают или стремятся достичь политических целей де-факто — вне зависимости от того, декларируют они их или нет.

Например, GAOR и GDO являются организациями, лишенными идеологической составляющей, ориентированными на экономические цели, поэтому они действуют в сферах, связанных с нелегальной прибылью на взаимовыгодной основе[14].

Схожая ситуация и у группировок, возникших на месте ультраправых военизированных формирований AUC, созданных в 1980%х гг., когда наркобароны нанимали их боевиков для борьбы с похищениями людей и вымогательством со стороны герильи. После демобилизации AUC в 2003—2006 гг. возникшие на их месте фрагменты трансформировались в организованные преступные группы (BACRIM)[15]. Эти ПО расширили свою незаконную деятельность за пределы наркоторговли, занимаясь вымогательством, несанкционированной добычей полезных ископаемых, контрабандой, контролем проституции, торговлей людьми. В некоторых департаментах Колумбии члены BACRIM впоследствии присоединились к FARC‑D или ELN, чтобы руководить организациями, принимающими участие в незаконном обороте наркотиков. Некоторые аналитики относят BACRIM к третьему поколению колумбийских организаций, занимающихся незаконным оборотом наркотиков [20] и другой нелегальной деятельностью[16], относя картели Медельина и Кали к первому поколению, а ко второму поколению — федерации так называемых детских картелей (carteles bebe´), которые, как правило, специализировались на определенных звеньях в цепочке наркоторговли[17].Эволюционный уровень BACRIM отчасти соответствует бандам третьего поколения, согласно классификации Дж. Салливана[18].

Поскольку демобилизация AUC была лишь частичной, то средние звенья этих формирований с военизированными опорными пунктами сохранились, став резервуаром для формирования BACRIM[19]. Фактически эти пост‑AUC военизированные формирования относятся к незаконным вооруженным организациям/НГНА, чьей главной целью является прибыль их лидеров и членов, которые также берут на себя функции общественного порядка и борьбы с левыми повстанцами, пока они необходимы для ведения их бизнеса[20]. Таким образом, неполная демобилизация AUC, недостаточная активность государства на территориях, ранее контролируемых этими форированиями, а также рост незаконного оборота наркотиков и незаконной добычи полезных ископаемых привели к образованию многочисленных и фрагментированных вооруженных группировок. Пост‑AUC организации криминализировались, стремясь установить контроль над всей незаконной экономической деятельностью посредством насильственных действий и структур, организованных в форме компаний. BACRIM предлагают услуги по обеспечению безопасности поставок наркотиков или лабораторий и через насилие решают конфликты в политической и экономической сфере.

На рисунке показана фрагментация FARC—EP и AUC на новые структуры. Отметим, что многие члены этих организаций переходили друг к другу, передавая свои опыт, знания и связи новым организациям, куда они попадали.

Фрагментация двух крупнейших колумбийских НГНА — FARC—EP («Революционные вооруженные силы Колумбии — Народная армия») и AUC («Объединенные силы самообороны Колумбии»)

В целом возникновение диссидентов после демобилизации герильи и еще раньше ультраправых военизированных группировок было практически неизбежно в силу ряда причин, начиная с идейного несогласия сложить оружие и заканчивая пониманием большей выгоды от интеграции с ПО или создания своих наркогруппировок. Учитывая опыт возникновения диссидентов из бывшей FARC—EP, вовлеченных в торговлю наркотиками, некоторые исследователи полагают, что командиры ELN, выступающие против продолжающихся переговоров с правительством, также покинут организацию и сформируют новые диссидентские группы[21].

До демобилизации НГНА внутренний вооруженный конфликт в Колумбии имел признаки иррегулярной войны. Однако по мере криминализации инсургентов и усложнения образовавшихся на их месте ПО, внутренний вооруженный конфликт трансформировался и приобрел признаки неклассической войны в форме криминального мятежа. Противником государства в криминальном мятеже выступает прежде всего не внешний враг, будь то другое государство или экзогенные НГНА, а внутренний. Колумбийский случай специфичен тем, что государству противостоят уже не столько изначально политические/идеологические организации, сколько их фрагменты, «пересобранные» в криминализированные субъекты, обладающие потенциалом устанавливать территориальный контроль. Наряду с ELN и другими НГНА (GAO, GAOR, GDO) они контролируют территории, наркопроизводство и наркологистику.

Достигнуть высокого уровня организации, согласно схеме Дж. Салливана (ПО, частично или полностью соответствующие признакам банд третьего поколения) или схеме Банкера—Салливана (ПО, частично соответствующие признакам картелей третьей фазы), группировкам FARC-D и BACRIM было проще, поскольку их участники являлись выходцами из высокоорганизованных НГНА, обладали военной и оперативной подготовкой. С другой стороны, организации, которые изначально формировались как ПО (банды) или образовывались на месте Медельинского картеля и картеля Кали, приобретали признаки банд второго или частично третьего поколения в течение длительного времени и в качестве субподрядчиков образовывали связь с группировками BACRIM или FARC-D.

Отметим, что возникновение криминальных мятежей в государствах может иметь разный генезис. Например, если в Колумбии криминальный мятеж трансформируется из иррегулярной войны, то в Мексике — криминальный мятеж возник вследствие колоссального усиления влияния наркосообществ типа Гвадалахарского картеля (Ca´rtel de Guadalajara), а затем, после его распада, усиления его фрагментов — картеля Синалоа (Ca´rtel de Sinaloa), Тихуанского картеля (Ca´rtel de Tijuana) и др., а также параллельно возникавших банд и картелей, например картеля Нового поколения Халиско (Ca´rtel de Jalisco Nueva Generacio´n). Таким образом, в криминальных мятежах, вне зависимости от их генезиса, ключевой антигосударственной силой являются высокоразвитые ПО, имеющие признаки террористических и повстанческих групп или перенимающие их методы (так называемое присвоение деятельности[22][23]), с преимущественно сетевой формой организации. Некоторые представители этих субъектов потенциально способны эволюционировать в картели третьей фазы, согласно схеме Банкера—Салливана. У этих субъектов могут отсутствовать какие-либо политические, идеологические или религиозные намерения и цели или они могут быть привержены им только декларативно, но де-факто они достигают или стремятся достичь политических целей.