Главные положения Стратегии национальной безопасности России в новых условиях формирования ВПО: «война складов»?

 

Число военная стратегия должна руководствоваться более дальновидной и имеющей более широкую перспективу «большой стратегией»[1]

Бэзил Лиддел Гарт

 

Развитие ВПО в 2022-2024 годы происходило в мире во многом под влиянием особенностей СВО, причём не только военных и военно-технических, но и экономических. Особенно последствий для военно-промышленных комплексов стран-участниц, которые неожиданно оказались очень радикальными: нехватка ВТО и артиллерийских боеприпасов, ракет для систем ПВО-ПРО, даже элементарных ВВСТ оказалась настолько нерешаемой задачей, что самым радикальным образом повлияла как на военную, так и внешнюю политику сторон.

Представляется, что основные решения США и их союзников в 2023-2024 годы были непосредственно связаны с этими вопросами. Более того, сессия Совета НАТО в июле 2024 года проходила во многом под влиянием именно этих проблем, а последующие решения – прямо вытекали из этого. Так, например, размещение ракет меньшей и средней дальности США в Германии, о котором было заявлено в ходе саммита, было прямо связано с решениями о массовом производстве этих 4-х типов ракет к 2026 году.

Последующее решение европейских стран НАТО о производстве ракет «повышенной дальности» также прямо исходило из этой проблемы. Как сказал в те дни шведский министр обороны, [2]  «Честно говоря, сейчас у нас в Европе есть оборонно-промышленная база, которая сформирована для мирного времени, а затем мы смотрим на войну на Украине — это война на истощение, война складов», — заявил министр обороны Швеции Пал Джонсон на отдельном мероприятии НАТО в среду. «Поэтому я думаю, что нам нужно многое сделать, чтобы нарастить промышленное производство»[3].

Известное положение о том, что военная стратегия исходит из представлений военной доктрины, а та, в свою очередь, из Стратегии национальной безопасности (СНБ), оставляет открытым вопрос о «главной идее», которая лежит в основе этой СНБ России, т.е. «большой стратегии»,  её главной цели[4].  Если следовать за ходом событий и нормативными документами, то СНБ РФ от 3 июля 2021 года впервые смогла объединить задачи обеспечения безопасности и развития на национальном уровне. Но это – нормативно, а на практике только в мае 2024 году был сделан реальный шаг со сменой военного руководства, в котором отчетливо просматривалась мысль СНБ РФ 2021 года, т.е. через 3 года, из которых 2,5 года приходится на СВО.

Очевидно, что в России поняли неизбежность практической реализации положений СНБ просто потому, что во многом ВС РФ оказались не готовыми к длительной войне, которая приобрела формы «войны складов». Надо, правда, честно признать, что у нас дела обстояли даже не так плохо как на Западе, где запасы ВВСТ и боеприпасов оказались «на нуле» к зиме 2023 года.

Тем не менее проблема обеспечения запасов ВВСТ и боеприпасов, прежде всего, новых образцов, остается. И силами ОПК России её в настоящее время уже не решить: три смены работы всех предприятий ОПК, 100% загрузка станков и оборудования это всего лишь на войну с ВСУ, а не со всей  западной коалицией. Если же исходить из стратегического прогноза нацеленности США вести войну более масштабно и на длительной основе, то очевидно, что только сохранившимися после «реформ» предприятиями ОПК эту задачу не решить.

На законодательном и нормативном уровне можно обнаружить скромные результаты работы последних лет. Так, формальная формулировка (например, в «Основах» госполитики в области СП)[5] мало,  что дает. То же относится и к принятой 3 июля 2021 года Стратегии национальной безопасности России[6], которая стала, по сути, первым «прожатым» Советом безопасности системным документом стратегического планирования (СП) в России.

Это, скорее, констатация норм для чиновничества. Но нужна именно «национальная» стратегия, а не стратегия только для государственных органов и служащих. Даже в том случае, когда говорят о «повышении эффективности государственного управления».

Только ясная и точная политическая стратегия безопасности (как, впрочем, и любая иная стратегия) и развития нации может сделать внешнюю и военную политику эффективной. И, прежде всего, в области не столько военного, сколько государственного, даже общенационального, управления. В данном случае – успешное (опережающее) развитие включает в себя и обеспечение национальной безопасности наиболее эффективными средствами и способами[7]. Это ясно следует из всех теоретических положений, разработанных военными теоретиками, в том числе тех, которые для военной стратегии суммировал Б.М. Шапошников в своей фундаментальной работе «Мозг армии», говоря о Генеральном штабе РККА.

Чтобы ясно изначально понимать, почему наша стратегия малоэффективна, надо признать следующее: в российских реалиях последних десятилетий 90-е годы был период полного отрицания необходимости стратегии и абсолютизации роли рынка, затем – вынужденное признание необходимости «какого-то» планирования, но в каких-то микроскопических и не обязательных, «макроэкономических дозах» (которые сохранились и сегодня).

Во втором десятилетии постепенно стали внедряться элементы прогноза и планирования после многочисленных усилий по принятию в 2014 году ФЗ «О стратегическом планировании». Этот процесс шёл медленно, не всегда поступательно и с трудом дошел к июлю 2021 года до нового указа президента о Стратегии национальной безопасности, в котором, кстати, с трудом удалось зафиксировать «в одном флаконе» задачу одновременного обеспечения безопасности и развития. Это – свидетельство понимания части элиты, что военно-техническую, технологическую и промышленную безопасность решить только на уровне развития предприятий и КБ ОПК нельзя.

Новое руководство МО стало исправлять эту ситуацию на уровне своих полномочий и компетенций, что заранее предопределяет скромные результаты – только общий высокий уровень технологического и научного развития может обеспечить высокий уровень военных технологий. Надо признать, что за очень редким исключением га СВО воюют советские, либо несколько модернизированные при современной России системы и виды вооружений. Качественных прорывов, основанных на собственно российской научной базе, нет.

Это, прежде всего, вина политического руководства и того, что мы называем стратегическим планированием (СП). Иными словами, у России вплоть до 2021 года не было общепринятой СНБ. Многие проблемы СВО прямо вытекают из этого, например, запущенность военной промышленности, которая не выполняла главного условия военной безопасности,- быстрого массового внедрения в ВС страны новых ВВСТ.

 Известно, что не эффективная внешняя и военная политика, прежде всего, объясняется отсутствием эффективной стратегии, либо её отсутствием. Решающее значение такой адекватной военной стратегии имеет конкретный результат, её соответствие состоянию и перспективам развития ВПО[8], а в области экономики и социальной жизни – успешном (опережающем) развитии, а не мониторинге, который часто заменяет результаты государственного управления. Этот результат во многом определяется качеством стратегического прогноза и в целом стратегического планирования.

Особенно долгосрочного, прежде всего,  в области внешней и военной политике. Так, переговоры по РСМД, которые выдал М.С.Горбачёв в качестве своего главного достижения, уже стали не актуальны после выхода США из Договора по РСМД. «Успехи» М.С. Горбачёва в итоге обошлись тяжелыми утратами для СССР и России, в том числе в связи с уничтожением целых классов ракет.

Более того, в настоящее время США планируют повторить этот шаг, разместив новые ракеты в Европе. В американо-германском заявлении в июле 2024 года, например, упоминаются вполне конкретные “изделия” армейских ракетных комплексов Typhon и Dark Eagle, появление которых, несмотря на отсутствие прямых указаний, напрямую связано с выходом США из ДРСМД,  Но никак не упоминается и третий образец ракетного оружия, связанный с этим сюжетом,— оперативно-тактический ракетный комплекс PrSM, интегрированный с достаточно массовыми пусковыми установками типа HIMARS и M270 и достоверно способный поражать цели на расстоянии, превышающем 500 км. К слову, и эти пусковые установки входят в MDTF[9]. Угроза безопасности России стала выше, чем при СССР ещё и потому, что ДРСМД не ограничивал ни производство КР МБ, ни ядерные силы Франции и Великобритании.

Иными словами, долгосрочная внешнеполитическая и военная стратегия СССР и России в этом принципиальном вопросе оказалась провальной. Это надо признать публично и по достоинству оценить правление Горбачева-Ельцина и их окружения, которые поставили страну на грань войны со всеми «партнерами». Пока этого не произойдет в обществе останутся многочисленные вопросы, а в правящей элите – сторонники того курса. И на м – это главное – не удатся перейти к эффективной стратегии национального развития и безопасности.

Автор: А.И. Подберезкин