Основы системы анализа, стратегического прогноза и планирования в области национальной безопасности

 

Глубина и масштабы процесса культурной деградации,

снижения качества человека очевидны. Однако почему-то эта

тема до сих пор не получила своего prime time [1]

С. Никольский,

заместитель директора

Института философии РАН

 

… В сложившихся внутренних и геополитических

временных ограничениях инвестиционный маневр должен

быть осуществлен в кратчайшие сроки[2]

Р. Гринберг,

член-корреспондент РАН,

Директор Института экономики

 

Во втором десятилетии XXI века ситуация в мире и в России радикально изменилась. Причем в худшую сторону, если говорить о ВПО, что стало особенно заметно в связи с событиями на Украине. Стали стремительно и качественно меняться уже не только отдельные области военно-политической обстановки (ВПО) и положение отдельных субъектов, но и сами основополагающие парадигмы международного военно-политического развития. Так, конфликт на Украине фактически стал даже на ранних стадиях региональным конфликтом, который быстро перерос в глобальное противостояние России с Западом.

Такие радикальные изменения требуют принципиально новых научных подходов, приемов и знаний, которые пока что только обозначаются. К сожалению, далеко не всегда военно-политическая мысль, а тем более адекватные решения и их реализация в России успевают за этими изменениями. Системные, принципиальные ошибки в военно-политической и военно-технической области конца ХХ — начала XXI вв., казалось, ушли из российской военной политики, но от субъективных ошибок во многом так и не удалось избавиться до конца. И дело тут не только в неудачных решениях конкретных лиц, прежде всего А. Э. Сердюкова, а в том, что ко второму десятилетию нового века в правящей элите России так и не сложилось четкой и соответствующей новым реалиям системы принятия решений, которая бы исходила не из субъективных данных и селективной информации, личных отношений и т. д., а основывалась бы на прочном, объективном и научном фундаменте, и в которой достойное место занимали бы стратегическое прогнозирование и планирование. В начале XXI века ситуация в процессе принятия политических решений в России качественно меняется. Потребовались не только научно обоснованные аргументы по военному строительству на долгосрочную перспективу, но и детально разработанные методики долгосрочных прогнозов и стратегического планирования, способные максимально повысить эффективность затрат на нужды безопасности и обороны. Для России это имеет особое значение. Увеличивающаяся «вилка» между усилением внешних опасностей и военных угроз, в том числе угроз полномасштабного военного конфликта, с одной стороны, и относительная ограниченность возможностей для их нейтрализации (прежде всего с точки зрения достигнутой величины военных расходов в ВВП), с другой, делает ответственность за принятие военных программ, рассчитанных на 30–50 лет, особенной. Ошибка, допущенная в стратегическом прогнозе и планировании сегодня, может привести к радикальным негативным последствиям в области безопасности и национальной экономике через 10, 20 и даже 30 лет. Естественно, такие последствия неизбежно скажутся и на социально- экономической ситуации в стране, и на уровне ее человеческого капитала.

Важно поэтому ясно понимать, что эффективность усилий в области военного строительства будет во многом производной от эффективности стратегического прогноза и стратегического планирования, а также способности правящей элиты страны реализовать разработанную и принятую стратегию. Таким образом, эффективность военно-политического управления непосредственно оказывает влияние не просто на положение нации в мире, но и на ее выживаемость, суверенитет и сохранение национальной идентичности. И, наоборот, ошибки в управлении ведут к огромным экономическим издержкам, даже возможным катастрофическим национальным последствиям.

Военная политика и военное строительство не существуют сами по себе, «автономно» от политики и экономики государства и нации. Они являются одновременно и частью общенациональной политики, и её следствием. То же самое в полной мере относится и к стратегическим прогнозам и планированию, которые являются важной, но только частью общенациональных прогнозов и планирования. Как и ВПО является частью МО (которая охватывает политические, экономические, информационные и др. аспекты), так и стратегический военный прогноз и стратегическое военное планирование являются частью национального стратегического прогноза, который, кстати, должен учитывать и воздействие внешних реалий.

Тем не менее, область безопасности и военная специфика требуют совершенно конкретных ответов на вопросы, относящиеся к исключительной компетенции органов обеспечения безопасности государств. Поэтому конкретный анализ, стратегический прогноз и стратегическое планирование в области безопасности, включая военную безопасность государства, обладают собственными особенностями и спецификой. Эта специфика должна стать не просто предметом самого пристального научного анализа, но и превратиться в соответствующие механизмы, обеспечивающие точное и эффективное принятие решений в области военного строительства и долгосрочного военного планирования. Именно на стадии принятия таких решений требуется не субъективная оценка, а максимально точный объективный анализ и прогноз. Долгосрочное прогнозирование и планирование внешне - политической и военно-политической деятельности являются, таким образом, важнейшей организационно-управленческой функцией, с одной стороны, и частью более широкого процесса анализа, прогноза и планирования, с другой. Что хорошо видно, например, из структуры национальной программы, которая охватывает широкий спектр деятельности — от анализа обстановки, научных исследований (фундаментальных и прикладных), опытно-конструкторских работ и инновационной деятельности до кадровой политики и различных форм международного сотрудничества.

 

Рис. 1 [3]

Как видно из рисунка (рис. 1) , процессы стратегического прогноза и планирования состоят из разных блоков, которые большинство исследователей и практиков не относят, строго говоря, к прогнозированию и планированию, отделяя искусственно от практической политической деятельности. Это означает, что стратегическое прогнозирование и планирование не являются исключительно умозрительными процессами, основанными на информационно-аналитической работе, но предполагают использование политических, организационных, административно-правовых мер. Иначе говоря, стратегический анализ, прогноз и планирование должны быть составной частью всей политической деятельности и стратегии государства и нации. В самом общем виде это можно представить следующей логической схемой политики государства.

 

Рис. 2

Как видно из рисунка (рис. 2), будущие стратегический прогноз и планирование зависят как от групп объективных факторов (базовые ценности и интересы, внешние факторы, национальные ресурсы), так и от субъективных факторов — адекватности представлений правящей элиты о  политике и стратегии. Причем роль субъективных факторов в политике очень значительна и во многом зависит от адекватности прогноза и планирования.

Каждый контур включает определенный набор подпрограмм, блоков и проектов и имеет свою систему управления. Другой разрез структуризации программы — временной: определение и сопряжение (взаимная увязка) сроков выполнения отдельных проектов, их блоков, подпрограмм и построение этапов, очередей выполнения программы[4] .

 

Политика и стратегический прогноз в области национальной безопасности

Стратегическое планирование должно обеспечивать в структуре управления перевод данных прогнозов в алгоритмы действий по достижению необходимого результата. Но этот алгоритм — «чисто» логический, не учитывающий воздействия многих влиятельных факторов, которые в ряде случаев ведут к его искажению и даже замене, например, на «чисто волевое» субъективное решение. Так, в 80-е годы ХX века объективным наблюдателям было ясно, что реализация «Стратегической оборонной инициативы» (СОИ), в конечном счете, приведет к созданию глобальной ПРО США, то есть стратегический прогноз был достаточно однозначен:

— США не откажутся от этой идеи;

— она, так или иначе, но будет реализовываться поэтапно;

 — в результате ее реализации будут достигнуты серьезные научные и технологические результаты и т. д.

Но руководство СССР во главе с М. Горбачевым и частью научной элиты страны фактически игнорировали этот прогноз по политико-идеологическим мотивам (хотя в обосновании такого игнорирования, как правило, звучали экономические тезисы). В результате ответные действия, заключавшиеся в противодействии США, были фактически свернуты, что, в свою очередь, привело:

 — к искажению позиции СССР и России по ограничению СНВ, необоснованной ликвидации и сокращению вооружений, фактическому отказу от взаимосвязи переговоров по СНВ и ПРО;

— свертыванию программ по ПРО;

— формированию искаженных представлений о военной доктрине СССР и России.

Таким образом, «проблема глобальной системы ПРО США, которая стала сверхактуальной во втором десятилетии XXI века, во многом была следствием того, что политическая и научная элиты СССР проигнорировали по разным ненаучным причинам объективный, но сугубо академический стратегический прогноз и не предприняли соответствующих мер в области его адаптации к практике стратегического планирования.

Проблема точного анализа международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО), а тем более долгосрочного прогноза и вытекающего из такого прогноза результата стратегического планирования — является архисложной, но, безусловно требующей своего научного и практического решения. В России все это осложнялось еще и тем, что до недавних пор правящая элита была убеждена, что прогноз и планирование в рыночных условиях «абсолютно не нужны». В лучшем случае она соглашалась на элементы макроэкономического прогноза, не учитывающего множества важных факторов, в результате чего такие прогнозы (появившиеся в огромном количестве уже в XXI веке) оказались отпиской или данью некой моде. Достаточно сказать, что прогноз и концепция социально-экономического развития России 2008 года устарели еще до того, как они стали доступны читателям.

Ситуация несколько изменилась недавно, но отголоски прежнего подхода продолжают влиять на политику принятия решений. Особенно те, которые связаны с личностным фактором. Эта проблема во многом универсальна и она стоит не только перед Россией и США, но и перед всеми другими развитыми странами, где принимаются относительно самостоятельные решения по обеспечению национальной безопасности. Как правило, речь идет о прогнозах самых общих трендов и тенденций. Наверное, можно согласиться в принципе с общей оценкой значения стратегического прогнозирования, данного академиком А. Дынкиным: «… Для наук об обществе и международных отношениях предвидение будущего — одна из важных практических задач. Прогнозирование дает возможность увидеть мегатренды развития, позволяет продумать стратегии и определить приоритеты политики на различных горизонтах времени. Подлинная цель научного прогнозирования не в том, чтобы детально описать предстоящие события. Это бывает крайне затруднительно сделать даже для краткосрочной перспективы — из-за возникновения множества случайных, субъективных факторов. Его сверхзадача — предвидеть наиболее важные долгосрочные тенденции, выявлять ключевые детерминанты и возможные поворотные пункты мирового развития. Последнее — самое сложное»[5] .

Действительно, спрогнозировать долгосрочные тенденции и на основании такого прогноза совершить стратегическое планирование является важнейшим условием любой эффективной политики, включая, естественно, внешнюю и военную. При этом по-прежнему сильным остается влияние субъективного фактора — оценки и анализа правящей элитой и руководством страны и зарубежными деятелями — эффективности принимаемых решений. Нередко в политике одни и те же действия сталкиваются с, совершенно различными, порой полярными оценками, что требует объективного научного анализа и экспертизы. Так, политику России и лично В. Путина на Украине в 2014 году оценивали совершенно по-разному, в том числе давались прямо противоположные оценки. Все зависело, в конечном счете, от точки (угла) зрения. С. Уолт, например, таким образом, ответил на критику Фридманом политики В. Путина: «Итог следующий: маневры Путина кажутся неудачными лишь в том случае, если считать, что его целью было полное расчленение Украины или воссоздание Советского Союза. Но если вы считаете, что его главная цель заключалась в недопущении попадания Украины в сферу влияния Запада во главе с США, то его действия в кризисной обстановке выглядят искусными, умелыми, безжалостными и успешными»[6] .

Именно целеполагание в политике вообще и в военной политике в частности является главным условием эффективности. В этом смысле и стратегическое планирование успешно, в наибольшей степени, в зависимости от того, насколько точно и определенно выбрана политическая цель, направление движения. Особенно если эта цель долгосрочная, рассчитанная на 20–30–50 лет, тогда ошибка в выборе курса на несколько градусов неизбежно приведет к огромному отклонению в будущем. Так, решение о закупке за рубежом ВиВТ, комплектующих и технологий, обоснованное рыночной аргументацией, уже привело к внешней зависимости России, которое потребовало корректив в сторону импортозамещения. Не трудно предположить, что если бы такая политика закупки технологий за рубежом, включая ВиВТ, проводилась несколько десятков лет, то, как показывает пример с Украиной, в 2014 году России пришлось бы производить не 7–8 тыс. компонентов, закупавшихся на Украине, а 10–15–25 тысяч, причем переориентация на импортозамещение потребовала бы не 2–3 года, а десятки лет.

Для эффективного стратегического планирования в военной области огромную роль играет и такой субъективный момент как политическое искусство. Политическое искусство, в том числе дипломатия, позволяют, как минимум, вносить следующие коррективы в стратегическое планирование:

— сокращать численность потенциальных и реальных врагов и оппонентов в мире, противодействовать их консолидации, оформлению в союзы, блоки, коалиции, имеющие враждебную направленность;

— содействовать формированию выгодной военно-политической коалиции, блока, союза и влиять, таким образом, на общее соотношение сил в мире и в регионе;

— создавать благоприятные внешние условия для научного, социально-экономического развития государства;

— способствовать регулярному достижению положительных тактических результатов в политической деятельности, формирующих успешный стратегический курс и т. д. В этом ключе можно рассматривать деятельность российского руководства в 2014 году, которое столкнулось с резким обострением не только международной обстановки (МО), но и военно-политической обстановки (ВПО) и даже стратегической обстановки (СО) в мире. В этих условиях поведение и политическое искусство В. Путина удержало Россию от прямой конфронтации с США. Как писал в то время один из западных аналитиков, «короче говоря, неявное признание Путиным результатов последних выборов на Украине и другие его шаги по деэскалации кризиса отнюдь не свидетельствуют о том, что он отступил перед лицом скоординированного давления Запада. Скорее, он просто понизил градус конфронтации, потому что, добился самого важного из того, чего хотел, и практически всего, на что мог обоснованно рассчитывать. Путин не «моргнул». Он просто знает, когда пора прикарманивать трофеи и производить окончательный расчет»[7] .

При таком «расчете» Россия оказалась в итоге в выигрыше, а не в проигрыше.

 

Взаимосвязь стратегического прогноза и стратегического планирования

Эффективность стратегического планирования зависит от целого ряда факторов, включая субъективные факторы, которые отражаются на ключевых политических положениях. Применительно к взаимосвязи военно-политического стратегического прогноза и стратегического планирования, можно сформулировать эти положения следующим образом:

во-первых, стратегическое военно-политическое прогнозирование позволяет увидеть основные тренды развития МО и ВПО, перспективы развития ВиВТ, эволюцию отдельных государств, союзов и коалиций, а, как следствие, вытекающие из этих тенденций внешние опасности и военные угрозы. Собственно стратегическое планирование должно основываться на объективном стратегическом прогнозе: а) развития МО и ВПО в мире и регионах; б) развитии субъектов и главных трендов МО и ВПО; в) интересах и целях национального развития и имеющихся ресурсах;

во-вторых, стратегическое прогнозирование лежит в основе объективного анализа и оценки внешних опасностей и угроз, которые являются объективной и важнейшей точкой начала всего. Это означает, что главным, определяющим фактором при разработке мер противодействия (в т. ч. создании и модернизации ВиВТ) является точная оценка существующих и будущих угроз, а не другие факторы. Это означает, что процесса принятия решений о противодействии будущим внешним опасностям и военным угрозам в основе долгосрочного военно-политического и военно-технического планирования, лежат политические и военно-политические оценки и прогнозы, а не иные (например, технологические и пр.) факторы;

в-третьих, главная задача стратегического прогноза и планирования заключается в том, чтобы предвидеть складывание качественно новых ситуаций (качественного изменения ВПО, явлений в развитии ВиВТ), а в целом — в смене парадигм развития МО, ВПО и ВиВТ, а также формировать адекватную военную политику, направленную на своевременную нейтрализацию этих вызовов и угроз, требующую излишних затрат национальных ресурсов при том понимании, что интересы национальной безопасности не ограничиваются интересами военной безопасности, но предполагают широкий круг интересов развития[8];

в-четвертых, стратегическое планирование во многом определяется не только политическими целями и мерами (способами) их достижения, но и имеющимися национальными ресурсами — природными, экономическими, активами, национальным человеческим капиталом (который в XXI веке играет решающую роль). И их планированием. При этом для понимания возможностей стратегического планирования, надо ясно осознавать, что национальные ресурсы:

1. ограничены как по своим абсолютным масштабам, так и их доле, выделяемой для обеспечения национальной безопасности;

2. далеко не всегда финансово-экономическая составляющая ресурсов оказывается решающей. Очень высока роль научного обеспечения стратегического прогноза и планирования. Она не только компенсирует финансовые и иные расходы национальных ресурсов, повышает эффективность расходов на оборону, но и в ряде случаев становится незаменимой, ее роль не может быть компенсирована никакими ресурсами.

Долгосрочное военное планирование, таким образом представляет собой крайне трудную задачу для военно-политического руководства страны, предполагающую прежде всего точную оценку существующих внешних и военных угроз, их долгосрочный прогноз и, как следствие, постановку в порядке приоритетности основной цели и задач противодействия, — с одной стороны, и принятия решений об использовании национальных ресурсов, с последующим контролем — с другой. И в первом, и во втором случае огромная роль принадлежит таким субъективным качествам как профессионализм и нравственность правящей элиты. Не секрет, что в принятии решений о производстве ВиВТ нередко превалируют субъективные и даже корыстные факторы, которые могут прямо противоречить объективным национальным потребностям.

 

Логическая схема анализа современной международной и военно-политической обстановки

Принципы поведения КНР в мире, провозглашенные Дэн Сяопином, стали основой для успешной национальной стратегии Китая. В том числе в области национальной безопасности. Но сама эта стратегия была следствием сформулированных на основе системы национальных интересов и ценностей целей, учитывающих внешние и внутренние реалии. Изначально для стратегического прогноза и планирования важно избрать правильную «точку отсчета» и описать тенденции, влияющие на движение основных трендов и субъектов МО и ВПО. В качестве упрощенной модели для анализа и определения такой «точки отсчета» избрана принципиальная (и самая общая) схема (рис. 1.3), которая не раз использовалась в книге «Военные угрозы России»[9] для описания и анализа групп факторов «А» (Внешние факторы влияния) и их воздействия на соответствующие группы факторов «Б», «Г» и «Д».

 

Рис. 3

Для стратегического прогноза развития ВиВТ, а также стратегического планирования (в том числе военного планирования), как уже говорилось, наибольшее значение имеет точное определение не только группы факторов «А», но и «Б», и «В», а также степень адекватности и влияния группы факторов «Д» в современный период. При этом особое внимание следует уделить учету группы факторов «Г», которые объединяют наиболее фундаментальные и долгосрочные (и наименее динамичные) факторы: систему национальных ценностей и национальных интересов. Именно эти факторы, в конечном счете, лежат в основе, являются фундаментом любого долгосрочного прогноза и стратегического планирования. Их недооценка правящей элитой неизбежно ведет к тяжелым последствиям, которые выражаются в искажении и даже разрушении как целеполагания (группа факторов «Б»), так и эффективности использования и развития национальных ресурсов (группа факторов «В»). Именно эти две группы факторов лежат в основе формирования любой стратегии государства, в т. ч. его военной доктрины и военной политики.

Не секрет, что основная борьба в мире развернулась именно на этом фронте. Примеров — множество, — но наиболее яркий из них — события 2014 года на Украине, где именно русофобство и искажение системы ценностей легло в основу политического курса элиты, которая пришла к власти в феврале 2014 года.

Другой пример — совместное заявление КНР и РФ о «новом этапе отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия», подписанное В. В. Путиным и Си Цзиньпином 20 мая 2014 года, где не только запланирован рост товарооборота до 200 млрд долл. (с 90 млрд в 2014 г.) к 2020 году, но и подчеркивалось:

— «уважение исторического наследия…»;

— «системы ценностей…»;

— «обеспокоенность использования ИКТ» и т. д.[10]

Как видно из рисунка, обе группы проблем (определение главной цели и приоритетов — группа «Б» и распределение ресурсов — группа «В»), которые предстоит решать правящей элите, достаточно серьезно подвержены субъективному влиянию, хотя и имеют вполне объективный характер: в их основе лежит система национальных ценностей и интересов (группа факторов «Г»). Иными словами стратегическое планирование и подготовка соответствующих документов к стратегическому планированию зависят как от существующих и будущих объективных реалий, так и от субъективных оценок военно-политической элиты страны.

Значение объективного научного анализа возрастает при подготовке стратегических прогнозов и перспективных мер по нейтрализации возможных будущих опасностей, вызовов и угроз. В этом случае резко возрастает значение точной информации и прогноза факторов группы «А» — внешние факторы влияния, которые делятся, как минимум, на три подгруппы: во-первых, объективные факторы влияния и глобальные тенденции (А-1); во-вторых, внешние опасности (А-2); в-третьих, внешние военные угрозы (А-3). При этом с точки зрения временной перспективы их можно разделить на: ближнесрочную, среднесрочную и долгосрочную. В целом эти внешние факторы, относящиеся к группе «А», могут быть сгруппированы в следующую матрицу [11].

Факторы внешнего влияния (Группа «А»)

 

Эта матрица представляет собой лишь самое общее представление о группе факторов «А», которые делятся на более конкретные и подробные подгруппы. Так, очень влиятельную подгруппу представляют внешние объективные факторы влияния (подгруппа «А-1») которые тоже делятся, например, на политические, которые в свою очередь, также делятся на более конкретные, например:

 — регионализация;

 — усиление многополярности и пр.;

— экономические;

— финансовые;

— научно-технические;

— технологические;

 — социо-культурные и т. д.

 

Логическая схема стратегического прогноза международной и военно-политической обстановки

Для того чтобы заниматься стратегическим прогнозом необходимо создать самую общую модель, которая позволяла бы учитывать основные группы факторов, влияющих на прогноз, при том понимании, что в случае с прогнозом МО и ВПО таких факторов будут сотни тысяч [12].

Важно отметить также, что в интересах анализа ВПО, а тем более прогноза и планирования, требуется постоянно анализировать временную эволюцию этих факторов и тенденций, то есть рассматривать обстановку в динамике. Более того эти факторы могут иметь разную направленность в разные периоды времени. Так, в ближнесрочной перспективе некоторые факторы и тенденции могут даже противоречить своим проявлениям в долгосрочной перспективе, что имеет огромное значение для стратегического прогноза и планирования.

В целом принципиальная логическая схема, описывающая политический процесс и принятие решений, изложенная выше, применительно к стратегическому прогнозу и планированию в упрощенном виде будет иметь несколько измененный вид, который можно отразить в следующей модели.

Принципиальная логическая схема модели долгосрочного прогноза

и планирования будущего политического процесса и принятия решений

 

Рис. 4

Как видно из предлагаемой принципиальной логической схемы (рис. 4), будущая Международная и Военно-политическая обстановка (МО и ВПО), а также будущие основные цели и задачи государства будут зависеть, прежде всего:

— от группы факторов «А», причем, чем длительнее временный прогноз, тем больше будет эта зависимость («высота» группы факторов «Б» определяется прежде всего «высотой» времени (t);

— в определенной степени формулирование будущих главных целей и задач будет зависеть и от представлений правящей элиты, которые могут иметь разную степень адекватности. Вместе с тем, изменение этих представлений (для нормальной, адекватной элиты) в течение 20–30 и даже 40 лет, как правило, не носят революционного характера. Так, представления правящей элиты США во втором десятилетии XXI века мало отличаются от времен А. Даллеса, хотя и прошло более 50 лет.

 — относительно незначительное влияние в ближнесрочной и среднесрочной перспективе на группу факторов Б-1 оказывает и группа факторов «В» («Национальные ресурсы и возможности»), которые существенно меняются только в долгосрочной перспективе 15–20–30 лет. Так, группа факторов «В» оказывала в 90-е годы ХX века мало влияния на прогноз основных целей и задач внешней политики ведущих государств. Даже такой динамично развивающейся страны, как КНР. Однако в перспективе более 15 лет, и особенно 30–40 лет эти факторы начинают оказывать все более сильное влияние, в зависимости от динамики экономического, социального и научного развития той или иной страны.

— в наименьшей степени, как показывает история, на долгосрочную перспективу формулирования будущих главных целей и приоритетов оказывает группа факторов «Г» — система национальных ценностей и интересов, — в силу того, что эта группа наименее динамично меняющихся факторов. Периоды, когда она «взрывообразно» влияет на всю систему МО, между тем имеют глобальное значение. Так, революционные изменения в России в 1917–1920 годах, революция Мэйдзи в Японии, промышленная революция в Англии, либо Великая французская революция 1789–1793 гг. привели к самым радикальным переменам. Поэтому исключать такое влияние группы факторов «Г» нельзя, ибо они меняют все представления о МО и ВПО.

Стратегическое планирование, таким образом, во многом предопределяется и зависит от влияния объективных процессов и факторов. Причем в разной степени и нередко по-разному в различные временные периоды. Поэтому принципиально важно не только вычленить эти важнейшие факторы, но и попытаться определить их приоритетное значение. Так, в развитии отдельных регионов и бизнеса, например, решающую роль играют следующие факторы:

 — человеческие ресурсы;

 — внешние инвестиции;

— новые партнеры;

— новые технологии.

 

Рис.5 [13]

Эта явно упрощенная модель, однако она вполне применима уже не только для отдельного региона, но и отдельного современного государства, где успех достигается за счет создания тех же условий:

 — благоприятных МО и ВПО (условия для «развития бизнеса»);

 — высокого качества жизни граждан, то есть уровня социально-экономического развития;

 — сильных и развитых регионов («кластеров»).

Можно утверждать, что национальное стратегическое планирование в упрощенном виде должно быть нацелено на:

— создание благоприятны внешних условий (МО и ВПО);

 — достижения высокого качества НЧК;

— развитых регионов страны, а не отдельных ее частей, где, как в сегодняшней России, региональный ВВП Москвы в 15–20 раз выше, чем, например, в Туве.

 

Влияние субъективных факторов на стратегический прогноз и планирование

На подготовку стратегического прогноза с самого начала оказывают влияние субъективные факторы, которые необходимо не просто принимать во внимание, но и учитывать, и по возможности избегать. Речь, прежде всего, идет о существующей в этот период доминирующей идеологии и ее отдельных проявлениях, в том числе в военной политике и социуме. Но не только. Значительное влияние оказывают социальные, групповые и личные интересы правящей элиты и экспертного сообщества.

Нередко на процесс стратегического планирования оказывает влияние и группа субъективных факторов — представлений правящей элиты страны (группа «Д») — о всех важнейших составляющих политического процесса (группах «А», «Б», «В» и «Г»), но прежде всего, конечно же, об основных целях политики  и национальных ресурсах, которые и составляют в своей совокупности основу государственной, в том числе и военной стратегии.

При этом нельзя всю группу факторов «Д» рассматривать как гомогенную. Правящая элита, разделена, во-первых, по своим политико-идеологическим взглядам, во-вторых, по интересам и в-третьих, по профессиональным, социальным и иным признакам. С определенной степенью условности эту группу в России в XXI веке можно разделить по следующим признакам (см. табл.).

Это важно сделать потому, что решения в области стратегического планирования по вопросам внешней и военной политики в СССР и России в последние 25–30 лет во многом определялись не объективными реалиями, результатами анализа и стратегических прогнозов, а личными и идеологическими мотивами и предпочтениями руководителей государства.

Из истории мы знаем немало примеров ошибочного определения приоритетов внешней и военной политики, в результате чего государство понесло огромные издержки. Так, политические ошибки М. Горбачева и Б. Ельцина чрезвычайно негативно отразились на военных возможностях России, привели к потерям того, что было с таким трудом накоплено целыми поколениями русских людей.

Субъективные особенности советско-российской правящей элиты безусловно сказываются на устойчивости политической системы страны, политической стабильности общества, что имеет прямое отношение к стратегическому планированию.

 

Шкала оценки политического строя [14]

Нынешняя субъективность превращает стратегическое планирование в условность, когда не только стратегии и концепции меняются уже в краткосрочной перспективе одного-двух лет, но и важнейшие цели и приоритеты. Вся современная политическая история России — это история политической нестабильности и постоянной смены политических приоритетов, что, естественно, выбивает почву из-под всего процесса стратегического планирования. При этом существует ясная зависимость устойчивости политической системы и степени устойчивости или неустойчивости общественно-политической ситуации от общественных перемен, что наглядно видно, в том числе и на примерах других стран, где такие изменения по времени совпали с российскими переменами.

 

Полностью с текстом первого тома новой книги

«Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики»,

подготовленной коллективом Центра военно-политических исследований МГИМО

под общим руководством профессора, д.и.н. А. И. Подберезкина

можно ознакомиться здесь.

 


1. Никольский С. А. Главной проблемой развития российского общества является качество человека // Независимая газета. 2014. 22 января. С. 5.

2.  Гринберг Р. Опасный пессимизм // Российская газета. 2014. 24 января. С. 17.

3. Кузык Б. Н., Яковец Ю. В. Цивилизации: теория, история, диалог, будущее / http://library.newparadigm.ru/fi les/b5r.pdf. С. 126.

4. Кузык Б. Н., Яковец Ю. В. Цивилизации: теория, история, диалог, будущее / http://library.newparadigm.ru/fi les/b5r.pdf. С. 127.

5. Дынкин  А. А. Предисловие Стратегический глобальный прогноз 2030. Расширенный вариант / под ред. акад. А. А.  Дынкина / ИМЭМО РАН. М.: Магистр, 2011. С. 15.

6. Wolf St. N. No-Bluff Putin // Foreign Policy. 2014. 4 June.

7. Walf St. N. No-Bluff Putin // Foreign Policy. 2014. 4 June.

8. См. подробнее: Подберезкин А. И. Национальный человеческий капитал ТТ. I–IV. М. МГИМО(У). 2011–2013 гг.

9. Подберезкин А. И. Военные угрозы России. М.: МГИМО(У). 2014.

10. Цит. по: Совместное заявление Российской Федерации и  Китайской Народной Республики / Эл. ресурс: «ЦВПИ». 2014. 20  мая / http://eurasian-defence.ru/

11.  См. подробнее: Подберезкин  А. И. Военные угрозы России. М.: МГИМО(У). 2014.

12. См. подробнее: Подберезкин  А. И. Военные угрозы России. М.: МГИМО(У). 2014.

13. Конкурентоспособность российских регионов / Strategy Partners Group. 2013. 11октября / narod.president-fond.ru/media/fi les/ldrisov_presentation-XIVchteniya.pdf

14. Исаев Л. М. Политический кризис в арабских странах: опыт оценки и  типологизации / http://www.inafran.ru/sites/default/fi les/news_fi le/dissertaciya_isaev_final.pdf

17.03.2015
  • Эксклюзив
  • Аналитика
  • Проблематика
  • Глобально