>>Часть I<<

>>Часть II<<

>>Часть III<<

>>Часть IV<<

С точки зрения организационно-политической, возможности социальных сетей и форумов широко использовались для сбора средств на финансирование (по некоторым оценкам, до 80%) и вербовки наёмников. В частности, на платформах «Одноклассники» и «Вконтакте» присутствуют тематические группы для сбора средств и «пожертвований» для «братьев по вере». Для перечисления средств боевиками используются системы «Яндекс.Деньги», номера мобильных телефонных карт, карт Сбербанка, Россельхозбанка и других.

Следует подчеркнуть, что деятельность в социальных сетях организована на высоком профессиональном уровне программистов, дизайнеров, контент-редакторов. В особенности в Ираке и в Сирии, где проявилось «творчество» в демонстрации актов террора и публичного уничтожения не только военных, но и гражданского населения. Широко известен случай, когда террористы публично сожгли (и показали в сетях) иорданского лётчика, водителей грузовиков, учителей и даже священнослужителей.

При этом используются социальные сети как самостоятельно, так и для дублирования других СМИ, в том числе печатных. Террористические организации в Сирии, например, ежедневно работают в интернете в любых форматах, которые удобны читателю, — pdf, Word, Epub, Fb2, Ibooks и т. д. Но что самое главное — среди подписчиков и участников различных групп в социальных сетях проходит первый этап отбора и вербовки будущих участников. Канал Telegram, например, используется не только в качестве СМИ (в самых разных тестовых и видеоформах), но и для распространения инструкций, приказов, призывов и т. п., а также методичек для изготовления бомб и других диверсий.

Наконец, третий аспект — внедрение вирусов и сбор информации с помощью социальных сетей — превратилось в глобальную супероперацию США, осуществляемую СНБ и специальным Отделом специализированного доступа, который к 2010 году уже имел свои разведывательные устройства почти в 100 000 компьютерных системах более 85 государств.

В любом случае кибероперации, частью которых стало использование социальных сетей с 2000 года, стали политическими инструментами, которые при необходимости используются в военных целях. Как использование социальных сетей, так и кибероружия стало с начала первого десятилетия специальным решением, принимаемым в США только на уровне президента. «В этом смысле оно имеет много общего с ядерным оружием», — писал известный автор Шейн Харрис. В этой связи обращает на себя внимание, например, решение Д. Трампа, принятое в августе 2018 года, о расширении полномочий Военного компьютерного командования США, в котором недавно был создан специальный Отдел по противоборству с Россией.

В основе любой стратегии лежит «главная идея», от точности выбора и формулировки которой зависит политический результат. Она во многом предопределяется стратегиями противника. Выбор такой «главной идеи» — самый главный выбор политической элиты страны. Можно ошибиться в целом ряде параметров (средств и мер стратегии, например), но нельзя ошибиться в выборе «главной цели», которая должна, как минимум, адекватно отражать намерения противника.

При М. Горбачёве и при Б. Ельцине были сделаны ложные выборы, не отражавшие реальные намерения США и их союзников, а, значит, и выбраны ложные стратегии СССР и России. При В. Путине такой «главной идеей» в том или ином виде было укреплен6ие суверенитета и восстановление институтов государства. Среди таких важнейших институтов государства существуют как идеи, ценности, так и вытекающие из этих идей стратегии. Таким образом, формулирование «главной идеи» означает выбор стратегии государства как важнейшего института его развития и обеспечения безопасности. При этом, принципиально важно точно оценивать намерения противника и состояние ВПО.

Особенно важное значение приобретает выбор «главной идеи» в кризисные периоды политики государств, в частности, в годы революции и войн, как, например, «переходный период»[1], о котором подробнее будет написано ниже. Именно тогда закладываются основы будущих государств и их институтов. Так было во время Великой Французской революции, Великой Октябрьской революции, Второй мировой войны, когда системы МО и ВПО менялись радикально. Такой период наступил в настоящее время.

Переход основного сценария развития МО в крайнюю силовую фазу в 2022 году — военно-силовой вариант своего развития — означает неизбежную смену национальных, государственных и военных стратегий государств, которые прежде формировались преимущественно с учетом предыдущего опыта и условий относительно мирного развития ВПО после Второй мировой войны. Мироустройство нового типа нарождалось на фундаменте однополярного мира, который всеми силами пытались сохранить США и их союзники. В итоге столкнулись стратегии сохранения старого мироустройства и поиска новых стратегий в изменяющемся мире. Россия в этом контексте стала главным «возмутителем спокойствия» тех стран, которые были не согласны с сохранением прежнего однополярного мира.

Особенность военно-силового сценария развития ВПО в 2022 году заключается в том, что силовое противоборство между великими и крупными державами пока не переходило в формат прямой военно-силовой борьбы, вооруженного противостояния крупных держав и их коалиций, сохраняя, вместе с тем, формат низких этапов гибридной войны (ГВ). В феврале 2022 года этот период нараставшей силовой эскалации практически закончился переходом к прямому вооруженному противоборству, которое было формально ограничено непосредственным участием национальных ВС великих держав. Символическая граница между силовым и военно-силовым противоборством, сохранявшаяся в 2022 году, становилась все тоньше и символичнее[2]. Её сохранение было важнейшим условием в политике стран Запада, которые стремились не переступить эту символичную черту из-за опасения глобальной войны с Россией с применением ЯО.

В таком нарастающем противостоянии «на грани войны» всё большее значение приобретает выбор стратегии нации, государства и военной составляющей — собственно военной стратегии, но, прежде всего, национальной стратегии, в которой сочетаются неразрывно задачи обеспечения национального развития и всех видов безопасности нации и государства[3]. Именно государство, его институты, как носитель суверенитета и сохранности нации, стало главным объектом нападения.

 Государство и его институты стали наиболее приоритетными политическими, военными и информационными целями, уничтожение которых вело в конечном счете к разложению наций и принятию условий Запада, опиравшихся на некие, постоянно меняющиеся, «нормы и правила». Иными словами, война фактически протекала в рамках неких правил, когда её конечные цели достигались не только и не столько военными, сколько не военными силовыми средствами.

В новом веке мы приходим всё чаще к пониманию того, что стратегия — это не только выбор приоритетов и наиболее эффективных способов и средств их достижения, но и идея, и институт развития нации и государства, от эффективности которой в возрастающей степени зависит как развитие, так и безопасность нации. Причём, если «главная идея» государственной и военной стратегии, как политическая и военная цель, были нередко известны, понятны и даже для многих бесспорны[4], то «главная идея» национального развития стала определенной особенностью стратегического мышления и планирования только в последние годы[5]. Причём, в ряде случаев, как, например, на Украине, именно радикальная национальная «главная идея» и стала со временем национальной стратегией[6].

И не только на Украине. В этом ряду национальных идей идея Д. Трампа «Америка — самая первая» вполне аналогична любой другой национальной идее, отражавшей тенденцию развития некоторых государств в новом веке. С учетом, конечно, американской исключительности.

В России этот процесс формирования национального самосознания очевидно задержался, прежде всего, потому, что в последние 40 лет именно идеи и базовые ценности подвергались постоянно радикальной переоценке, а нередко и просто отрицались[7]. Принятая в июле 2021 года новая редакция Стратегии национальной безопасности Российской Федерации является по сути дела стратегией государственной, а не национальной безопасности, хотя она и продвинулась существенно в этом направлении по сравнению с предыдущими редакциями СНБ, как минимум, формально ссылаясь на приоритеты национальной и духовной ценности России. Более того, обозначая их в качестве национальных приоритетов.

Во многом поэтому в третьем десятилетии нового века новые задачи национальной стратегии видны яснее всего в практических потребностях обеспечения безопасности государства мерами стратегического планирования, которые секретарь Совета Безопасности России Н.П. Патрушев очень концентрировано описал следующим образом: «Значение стратегического планирования и стратегического управления в условиях современного мироустройства, нарастания угроз и вызовов национальной безопасности России, ограниченности времени, сил и ресурсов по их парированию многократно возрастает»[8]. К сожалению, признание этого значения не означает его применимости на практике в политике и общественной жизни.

Неотложность совершенствования механизмов СП в государстве особенно важна в чрезвычайных условиях, в частности, в условияхСВО[9]. Оперативные задачи проведения СВО и её обеспечения не снимают вопрос о стратегическом курсе страны, её долгосрочных приоритетах развития. Даже в условиях обострения военно-силовых действий на Украине в 2022 году постоянно просматривалось желание В.В. Путина не выпускать из виду задачи долгосрочного развития. Их перечень непосредственно не связан с задачами СВО, но непосредственно вытекает из долгосрочных задач развития и обеспечения безопасности. Как признавал Н.П. Патрушев, «Это требует разработки широкого спектра научно-практических и методологических подходов к решению задач, нацеленных на обеспечение единства стратегического целеполагания, строгую увязку целей и задач планирования с необходимыми для их выполнения ресурсами, последовательную реализацию принципа единства, взаимосвязи и взаимозависимости задач обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития, формирование иерархичной архитектуры документов стратегического планирования, совершенствование системы мониторинга и оценки состояния национальной безопасности и хода выполнения намеченных планов, а также общую координацию государственной политики в данной области»[10].

Авторы: А.И. Подберезкин, А.А. Куприянов

>>Часть VI<<

>>Часть VII<<