Планирование — это заранее намеченная система мероприятий, предусматривающая порядок, последовательность и сроки выполнения работ, …вид управленческой деятельности, связанный с определением целей и приоритетов…[1]

Авторы работы по стратегическому планированию

Эффективное стратегическое планирование (СП)[2]  имеет исключительную важность для обеспечения безопасности государств и их успешного социально-экономического развития. Как показал опыт (в том числе и в России) последних десятилетий, без эффективного СП невозможно реализовать последовательную и долгосрочную политику в самых разных областях — от внешней политики, до военно-технической и военно-промышленной политики. Более того, без эффективного СП невозможно развивать ни одну из гуманитарных областей.

Так, образование в школах и университетах, предоставленное рыночной стихии, неизбежно ведет к хаосу не только в области знаний, но и воспитания. Неожиданные результаты в этой области получились в процессе СВО на Украине — в России, как оказалось, не было системы гуманитарного и исторического образования. От западного опыта пришлось срочно отказываться и возвращаться по сути к советскому опыту.

И, наоборот, надо признать, что именно строгая последовательность политических шагов, направленная на достижение «главной цели», основанная на обязательном характере стратегического планирования, характерна для политики США и их союзников в последние десятилетия. Движение политики США по уничтожению российского государство, сформировавшееся в начале 90-х годов, не прекращалось никогда. Такая последовательность, надо признать, мало зависит от смены правительств и администраций. Она также не ставит «немедленных» задач, ориентируясь на «долгую» перспективу. Именно такой была, например, политическая стратегия США в отношении Украины последние 30 лет.

Сказанное говорит об эффективности стратегического планирования в качестве основного принципа политики. В основу СП положены следующие принципы:

— адекватная оценка состояния МО и ВПО в мире;

— стратегический прогноз развития МО-ВПО и отдельных государств;

— последовательное стратегическое планирование, основанное на точном понимании национальных интересов и формируемом на их основе целеполагании, выборе наиболее эффективной стратегии, формировании чёткого плана и строгой последовательности в его реализации.

Иными словами, внешняя политика России определяется национальными интересами и их приоритетами, а не отношением других субъектов МО-ВПО к России, что, на мой взгляд, ошибочно описывается в новой Концепции внешней политики РФ, где говорится, что «Отношение России к другим государствам и межгосударственным объединениям определяется конструктивным, нейтральным или недружественным характером их политики в отношении Российской Федерации»[3].

К сожалению, именно это длительное время игнорировалось в России, где после отказа от опыта государственного планирования (прежде всего, исключительно важного опыта ГОСПЛАНа), вплоть до второго десятилетия нового века полагались на «мудрую руку рынка». Остатки такого подхода — следует признать — сохранились к настоящему времени в России в некоторых институтах власти. Они нередко препятствуют реализации задач стратегического планирования. В условиях СВО это означает саботаж или, как минимум, халатность в области управления.

Политикам и управленцам, по сути дела, предлагается выбор между «стихией рынка» и стратегическим планированием (которое предполагает целый комплекс мероприятий и создания институтов, например, стратегический прогноз и стратегическое программирование[4]).

Этот выбор, повторю, достаточно успешно был сделан в ведущих странах с рыночной экономикой, который обеспечил им достаточно последовательное и эффективное развитие в последние десятилетия. На мой взгляд, эффективная внешняя политика США на постсоветском пространстве в течение всех последних десятилетий, в основе которой лежало ясное целеполагание (стратегический прогноз) на уничтожение России, также была обеспечена строгой последовательностью и стратегическим планированием. Очень точно это отражено на ситуации на Украине, в Белоруссии, Закавказье и Средней Азии, где на протяжении 40 лет США и их союзники скоординированы проводили последовательную политику по вытеснению России. Надо признать, что такая последовательность дала серьезные результаты, особенно наглядно проявившиеся на Украине.

У России, наоборот, не было ни аналогичного стратегического целеполагания, ни стратегического прогноза, ни, тем более, стратегического планирования. Внешняя политика колебалась от абсолютного игнорирования бывших советских республик до создания неких структур и институтов, которые в итоге оказывались малоэффективными. Так, например, член ОДКБ и ЕврАзЭС — Армения — в марте 2023 года фактически признала (через решение Конституционного суда) правомерность решений Международного уголовного суда (МУС) в отношении В.В. Путина — президента крупнейшего союзного государства. Более того, даже действия власти в условиях эскалации военно-силового противоборства с Западом далеко не всегда быличетко скоординированы и строго последовательны, подчинены единому плану. В Крыму, например, долгое время государственные корпорации (Сбербанк, Почта России, РЖД, другие) фактически не работали как федеральные институты.

Для СП государств исключительно важное значение имеет адекватная оценка и максимально точный общий анализ и прогноз развития МО и ВПО, который лежит в основе разработки и точного прогноза наиболее вероятного конкретного варианта сценария развития ВПО[5] (который, в свою очередь, корректируется конкретными фактами, событиями и тенденциями, происходящими в СО, на отдельных ТВД и в отдельных аспектах политики безопасности государств)[6].

Именно оценка и прогноз развития МО и ВПО являются исходной точкой для процесса создания системы исходных данных (СИД) внешней и военной политики государства. При этом нельзя ориентироваться только на оценку и перечень потенциальных и реальных опасностей и угроз, как это иногда происходит. Важно дать максимально точную оценку МО и ВПО и наиболее вероятному сценарию их развития (желательно в нескольких вариантах). Это — начальная «точка отсчета» стратегического планирования национальной стратегии (СНБ), которая конкретизируется в стратегиях внешней и военной политики, военном строительстве и создании институтов государства и общества, т.е. наиболее принципиальных областях национального развития[7].

Важно, кроме того, учитывать наиболее значимые изменения в МО-ВПО, которые происходят неизбежно. Эти изменения, с учетом важнейших факторов, влияющих на формирование стратегической обстановки, не просто неизбежно отражаются на эволюции Стратегии национальной безопасности России, но и прямо обуславливают условия её формирования. Ошибки и просчеты в этой области, слишком часто случавшиеся в России в последние десятилетия, крайне негативно повлияли на процесс формирования национальной стратегии, которая была практически дезориентирована. Внешняя политика и политика безопасности России носила нередко пассивные, рефлекторный характер, реагируя с опозданием даже на очевидные внешние угрозы и опасности.

Это непосредственно сказывалось на влиянии внешней политики России и её политики в области безопасности, а в конечном счёте — на формирование МО и ВПО в мире. Справедливости ради, следует отметить, что это влияние к началу века постарались максимально исключить наши «партнеры» по сотрудничеству на Западе, которые крайне удивились попыткам России вернуть это влияние. Их острая реакция на российскую активность в Сирии и на Украине во многом объясняется именно стремлением США «обнулить» влияние России на развитие мировой МО-ВПО.

Так, если говорить об оценке МО-ВПО, то надо констатировать, что Основной уровень военного противоборства с Западом сконцентрирован на Украине, где в 2022 году отношения России с Западом перешли в качественно новую фазу не только силового, но и фактически военного противоборства, хотя в целом силовое противоборство стремительно усиливалось не только на территории Сирии и Украины, но и по всему миру. Более того, стали более ярко обозначаться возможные области нового силового и даже военного противостояния — в Арктике, на севере Европы, Дальнем Востоке, Латинской Америки и даже Африке.

В основе этих изменений, радикально повлиявших на внешние условия формирования долгосрочной национальной стратегии России, лежат фундаментальные сдвиги не только в мировой политике, которые произошли вследствие радикальных изменений в мироустройстве, мировой экономике и общественной жизни, но и в мировоззрении, имеющий цивилизационный характер. В этих условиях Россия была вынуждена сделать совершенно конкретный выбор не просто в пользу политической ориентации «Запада» или «не-Запала», а в пользу самостоятельного цивилизационного развития или вовлечения в орбиту подчиненного развития других цивилизаций с потерей суверенитета и неизбежной потерей национальной идентичности.

Это в полной мере относилось к экономической, финансовой, научно-образовательной и другим областям политики России, которые стали стремительно меняться. Можно сказать, что специальная военная операция заставила радикально ускорить все процессы, которые происходили во внутренней политике и экономике страны, включая усиление акцентов на автаркию и импортозамещение, даже дистанцирование от Запада. И которые объективно требовались России уже несколько десятилетий[8].

Оценка, анализ, прогноз и стратегическое планирование сами становятся важнейшими институтами, где ведущую роль и исключительное значение приобрело качество национального человеческого капитала (НЧК) и его институтов развития (ИР НЧК). Опыт операции (СВО) на Украине и противоборство санкциям в период 2014–2023 годов еще раз продемонстрировали исключительную важность СП.

Так, неудачи в политике импортозамещения и развития военной промышленности стали иллюстрацией провалов в СП и государственном управлении РФ, которые болезненно отразились на состоянии не только экономики, но и общественной стабильности в стране. Еще сложнее и болезненнее сказались неудачи СП на состоянии ВС, их боеспособности, в которой обнаружились огромные провалы — от мобилизационных возможностей до подготовки личного состава, ВВСТ, военного управления.

Стало очевидным к 2023 году, что от точности анализа и прогноза, лежащих в основе СП, непосредственно зависит как система национальной безопасности, так и условия социально-экономического развития[9]. В Послании В.В. Путина 2023 года именная такая взаимосвязь стала краеугольным камнем. Естественно, что анализ этих факторов и их влияния на национальную Стратегию, становится самой приоритетной задачей[10]. При этом, собственно влияние СНБ РФ на состояние МО-ВПО и будущие перспективы также становится важным фактором, характеризующим международную обстановку. Это влияние очевидно усиливается, когда оно совпадает с политикой других государств мире, что наблюдалось в 2022–2023 годах на примере политике Китая, Индии, Ирана, Саудовской Аравии и многих других государств, которые внимательно следили за поведением России на внешнеполитической арене.

Естественно, что подобная разработка СНБ России базируется на учете конкретного сценария развития ВПО. Она представляет собой одну из разновидностей прогноза, основанного, как справедливо отмечает политолог А. О. Безруков, на «оценке общего состояния системы (в данном случае ВПО — А.П.) в долгосрочной перспективе, ориентированной на структурные константы, которыми трудно манипулировать[11]. Помимо них есть и очень динамичные и влиятельные силовые инструменты, способные оказывать оперативное влияние на формирование МО-ВПО. Это, прежде всего, не государственные институты развития НЧК — НКО, фонды, университеты, СМИ, особенно сетевые, международные корпорации и т. д.[12]

При этом, разные типы прогностических ситуаций, справедливо отмечает А.О. Безруков, — можно визуализировать на графике, где ось «Х» демонстрирует интенсивность изменений событийного ряда, а ось «Y» отражает предсказуемость того, какой она будет в будущем[13]. Или, другими словами, степень предсказуемости зависит от интенсивности изменений[14]. В нашем случае это означает, что конкретный сценарий

ВПО, а тем более МО прогнозируется в зависимости от того, насколько существенны и динамичны изменения, происходящие в самых разных элементах (факторах, тенденциях, отдельных событиях), составляющих его структуру[15].

Так, например, в последние десятилетия исключительное политическое влияние получили институты развития национального человеческого капитала, которые стали решающими факторами политики не только в известных «цветных революциях», но и в менее известных, но не менее влиятельных внутриполитических событиях и решениях. Достаточно вспомнить, например, январь 2021 года в США и кампанию БЛМ, или роль нацистских организаций в военных действиях на Украине[16].

Очевидно, что степень непредсказуемости в формировании СО и отдельных стратегий государств, зависящих во многом от субъективных и случайных факторов, значительно выше, чем при формировании ВПО, а тем более МО[17]. Не стоит забывать, что стратегические прогнозы отличаются друг от друга, прежде всего, по «горизонтам планирования».

Рис. 1.

Так, если наиболее перспективный долгосрочный прогноз охватывает период от 10 до 20–25 лет, то среднесрочный — 5–7 лет, а краткосрочный — 3–5 лет[18]. Но чаще всего встречаются краткосрочные прогнозы-экстраполяции, которые наиболее близки и понятны чиновникам. Это обстоятельство нужно понимать и помнить: для чиновника важно то, что будет в течение 1 года. Именно этот «горизонт планирования» для него имеет значение. Но как быть в случаях, когда (как, например, с неожиданно появившимися низколетящими БПЛА) новые ВВСТ коренным образом влияют не только на состояние СО, но и ВПО и даже МО? Это — пример необходимости и обязательности точного стратегического прогноза и планирования. Его стоит рассмотреть подробнее.

Ответ, к сожалению, один: нужно заранее (за несколько лет, как минимум, а то и десятилетие) принять соответствующие меры, т.е. нужно за много лет до начала боевых действий разработать и произвести большое количество зенитной ракетной и радиолокационной техники, обучить и дать опыт службы десяткам тысяч офицеров и солдат, развернуть Систему ПВО. А это не только техника, позиции, но и система образования, военно-технические школы в промышленности, военные городки, поликлиники, школы-детсады и много чего другого.

Обоснование такого стратегического планирования следующее:

Российская система ПВО лучшая в мире, считают большинство экспертов. Есть некое подобие такой в КНР, КНДР, Иране и Сирии. Ни в Израиле, ни в США, ни на Западе в целом ничего похожего просто нет.

Всё фрагментарно. Но при этом никаких ресурсов ни у одной страны не хватило бы на прикрытие от средств воздушного нападения (СВН) всей своей территории. В особенности от маловысотных СВН, каковыми и стали в последнее время БПЛА.

Но, если говорить о борьбе с беспилотниками, её своевременное обнаружение имеют первостепенное значение. Мы, да и никто бы другой в мире, не можем обеспечить безразрывное, сплошное радиолокационное поле на предельно малых высотах по всей стране. Да у нас очень хорошие РЛС, но их недостаточно для этого. У нас есть самолёты ДРЛО. В боевом составе ВКС 15 А-50 разных модификаций и один незавершенный испытаниями и доводкой А-100. Но проблема в том, что дальность обнаружения даже их мощных радиолокационных комплексов по малогабаритным стеклопластиковым дронам будет вряд ли больше 50-100 км. Причем зона их обнаружения непрерывно перемещается. Получается, чтобы закрыть «ленточку» в 1500 км такими летающими радарами, их нужно было бы держать в воздухе по 5-6 одновременно. Выполнять функцию дальнего радиолокационного обнаружения могут и истребители Су-30 и МиГ-31. Но нужно учитывать, что они видят воздушную обстановку в некотором секторе, а не вкруговую[19].

Поэтому прогноз конкретного сценария (а, тем более, его конкретных вариантов) развития МО, как правило, более стабилен, долгосрочен, чем сценария ВПО, не говоря уже о СО. Более того, наибольшие трудности с прогнозом развития СО в отдельных регионах вызывает именно большое количество и сильнейшее влияние субъективных факторов, как, например, в случае конфликта в Нагорном Карабахе, поведение премьера Армении Пашиняна, президента Азербайджана Алиева и президента Турции Эрдогана или разница (на мой взгляд, преувеличиваемая) в позициях Д. Трампа и Дж. Байдена[20].

Хаос, нарастающая энтропия, характерная для всей системы МО последних десятилетий, стремительно усиливается в связи с резким усилением значения именно субъективных факторов. Так, частный случай вынужденной посадки гражданского самолета в Белоруссии в мае 2021 года (который прежде в схожих ситуациях оказался не замеченным) привел к резкому усилению кампании против А. Лукашенко и всего правящего режима в стране[21]. Данный субъективный случай (как и многие другие) оказался «в тренде» глобальной антироссийской и антибелорусской тенденции политики Запада[22].

Поэтому возрастающее значение для оценки и прогноза состояния ВПО-СО приобретают такие константы, которые меняются медленно (ВВП, например, или численность населения) или почти не меняются (географическое положение, природные ресурсы, транспортные коридоры)[23]. При всем нарастающем значении субъективных факторов и энтропии значение неких констант становится политическим маркером для анализа. В особенности глобальные и региональные тенденции и тренды. Как пишет известный американский политолог Н. Злобин, «Я думаю, что Соединённые Штаты, как любая большая сверхдержава, которая пытается сегодня, и небезуспешно, вернуть своё глобальное влияние, играет в глобальную игру, где у Украины нет самостоятельного значения. Я думаю, что роль Украины будет зависеть от того, как будет складываться в целом американская геополитическая игра.

Американцы сегодня смотрят на мир (это длится уже почти четверть века) не с точки зрения американо-российских, американо-украинских, американо-китайских отношений, а с точки зрения того, что мир представляет собой глобальную систему проблем, вызовов и трендов.

Американская внешняя политика сегодня заключается не в налаживании или восстановлении отношений с какими-то конкретными странами, а в том, чтобы решать системные проблемы, возникающие на глобальном уровне, раскручивать тренды, выгодные США.

Если тренд родился где-то ещё, попытаться его оседлать и извлечь пользу для США или по возможности заглушить и уничтожить. Внешней политикой Америки занимаются сегодня не дипломаты-страноведы, а системщики, которые смотрят на мир, если можно так вульгарно сказать, как на большую компьютерную игру. Роль каждой конкретной страны сегодня для Америки зависит только от одного — насколько эти страны попадают в радиус американского радара глобального сканирования, и совпадает или не совпадает это с видением в Вашингтоне, и являются ли эти страны позитивными или негативными актёрами в глобальной картине мира, которая есть у Вашингтона. Поэтому роль Украины будет в значительной степени зависеть от этого. А всё остальное — это технические детали, которые Вашингтон выработает, когда будет понятно, какую роль может играть Украина[24].

В такой парадигме развития внешней политики США и МО значение стратегических прогнозов, точных оценок стремительно нарастает. Даже с учетом растущей энтропии и хаотизации МО-ВПО. Если до последнего времени Украина играла роль мощного российского раздражителя, то сегодня в значительной степени всё будет зависеть от того, какую роль будет играть Россия в новой американской системе координат, которую приносит Байден[25]. Какой раздражитель, какой степени, какого масштаба и какой направленности нужен будет Вашингтону для того, чтобы Россия всё время находилась в состоянии нервно-военного возбуждения».

Рис. 2.

Исключительно важно это с точки зрения неизбежной нарастающей конфликтности между локальными человеческими цивилизациями (ЛЧЦ). И не только китайской (о которой усиленно заговорили после визита Си Дзиньпина в Москву в марте 2023 года), но и индийской, и исламской (о чём я писал, прогнозируя неизбежное будущее противоборство между ЛЧЦ еще 10 лет назад, в частности, в специальных работах по стратегическому планированию[26]). Так, в марте 2023 года стало известно о формировании нового блока стран Персидского залива. Речь идет о том, что страны Персидского залива решили создать новый военный союз. Причем настолько тесный, что у них даже военная промышленность будет своя собственная. Вот перечень государств, заявивших о военном сотрудничестве: Саудовская Аравия, Кувейт, Бахрейн, Катар, Объединенные Арабские Эмираты, Оман.

То есть это все страны Персидского залива, за исключением Ирака и Ирана. Впрочем, говорит о том, что мир меняется так быстро и так неожиданно, что ничего нельзя исключать. Может когда-нибудь в союз вступит и Иран. По крайней мере одна неожиданная новость в 2023 году уже появилась: Иран помирился с Саудовской Аравией, восстановил дипломатические отношения, и они начинают экономическое сотрудничество.