В контексте сценария «Глобального военно-силового противоборства» важное значение приобретает анализ и прогноз ответных действий России на будущие внешние и внутренние угрозы, прежде всего с точки зрения минимизации рисков. Это означает, что мы должны быть готовы дать ответную и несимметричную реакцию на максимально большое число вызовов, разрабатывая наиболее адекватные средства и способы борьбы. Так, совершенно очевидно, что невозможно для России в одиночку участвовать в войне на всех удаленных ТВД или готовиться к войне со всеми странами — членами НАТО и их союзниками, полагаясь только на обычные вооружения на европейском ТВД.

Рис. 1

Выбор такой стратегии реагирования крайне важен, ибо позволяет концентрировать национальные ресурсы на самых важных направлениях военного строительства. Представляется, что в 2015 году таковыми являются:

—           воздушно-космическая  оборона (ВКО);

—           стратегические  наступательные  вооружения (СНВ);

—           относительно ограниченные мобильные сухопутные силы и силы специального назначения.

Выбор в пользу чего-то всегда означает отказ от чего-то. В дан- ном случае это означает:

—           сохранение умеренных сухопутных  сил;

—           ограниченных  ВМС;

—           ограниченных средств фронтовой авиации.

Скорее всего, период 2016–2021 годов станет периодом постепенного и поэтапного перехода «реалистического» варианта сценария «Глобального военно-силового противоборства» в «пессимистический», который, видимо, придется на 2019–2021 годы. Поэтому его можно охарактеризовать как период непосредственной подготовки к глобальной войне в условиях уже ведущейся сетецентрической войны против России, задачей которой является максимально ослабить Россию и усложнить ее подготовку к отражению военной агрессии.

Вместе с тем важно иметь ввиду, что варианты одного и того же вероятного сценария развития МО легко «взаимозаменяются», а переход от «оптимистического» к «реалистичному» и даже «пессимистичному» варианту сценария может произойти в краткосрочной перспективе одного-двух месяцев. Политически это не должно вводить в заблуждение: переход от одного варианта к другому может быть как реальным, так и мнимым, сделанным в силу самых разных соображений. Например, для дезориентации противника или консолидации союзников, или по внутриполитическим соображениям. Так, визит госсекретаря США Керри в мае 2015 года в Москву и корректировка риторики не явились сменой «пессимистического» варианта на «реалистический», а тактической уловкой с целью изменить позицию России по ряду вопросов. По большому счету России дали понять, что если она вернется к послушанию, то «мы подумаем, что мы можем сделать».

Быстрая смена обстановки в 2016–2021 годах потребует формирования значительного государственного резерва, который может и не быть практически использован (а, значит, будет обузой для экономики), либо найти применение которому будет трудно впоследствии. Поэтому особое значение имеет точный среднесрочный прогноз реализации того или иного варианта в рамках одного вероятного сценария развития МО на 2016–2021 годы. Сроки здесь имеют значение.

Так, еще в начале 20-х годов XX века руководством СССР была констатирована неизбежность войны с империалистическими державами и необходимость индустриализации как средства подготовки к ней, т. е. политически признан в долгосрочной перспективе неизбежный сценарий войны, что не означало одновременно при- знание наиболее вероятного быстрого начала полномасштабной войны и необходимости мобилизации. Армию сократили.

В 30-х годах вероятность такой войны (варианта того же самого сценария) постоянно повышалась, а сроки — сокращались до нескольких лет. К началу 40-х годов вероятность того или иного варианта одного и того же сценария полномасштабной войны отличались по срокам на один-два года, даже месяцы. «Пессимистический» вариант сценария развития МО сработал быстрее, чем ожидал И. Сталин, который полагал, что у него есть еще несколько месяцев. А это привело к тяжелым поражениям СССР на начальном этапе войны. По сути дела, сказанное означает, что советское руководство в рамках одного и того же сценария развития МО (неизбежность полномасштабной войны) оценило в качестве наиболее вероятного вариант «оптимистический» — начала войны в 1942–1943 годах, а не летом 1941 года.

В современных условиях, когда использование военной силы в глобальной войне может быть массовым и широкомасштабным в короткие сроки и вести к достижению поставленных целей в очень ограниченный период времени, (что, собственно, и планируют в США) приходится неизбежно исходить из худшего, «пессимистического» варианта сценария, а именно, что уже до 2021–2022 годов не исключается не только региональный военный конфликт России и США и их союзников в Европе, но и глобальная война на различных ТВД с использованием всех имеющихся сил и средств. Другими словами предполагается, что идущая сетецентрическая война против России в качестве базового варианта ориентирована на постепенную эволюцию в 2016–2021 годы «пессимистического» варианта в направлении усиления в нем вооруженного компонента. Но этот базовый вариант отнюдь не исключает того, что эволюция «пессимистического» варианта не сможет произойти быстрее, то есть до завершения переходного периода 2016–2021 годов.

Сказанное означает, что в соответствии с таким «пессимистическим» вариантом сценария «Глобального военно-силового противоборства», Соединенные Штаты и их союзники должны иметь все необходимые средства и возможности для такой войны уже до начала будущего этапа в 2021 году. Обладание таким потенциалом отнюдь не означает, что война обязательно будет. В то же время, наличие такого потенциала позволило бы Западу достигнуть ряда стратегических целей, в  частности:

—           Продемонстрировать эти возможности России и иметь все основания для политического давления, т. е. использовать военную силу в политико-психологической форме. Эта форма — наиболее эффективна потому, что, во-первых, минимизирует риски собственно войны; во-вторых, снижает финансовые и материальные издержки; в-третьих, наиболее приспособлена для современного характера (гибридной) войны, когда основной целью становятся не ВС противника, а политика правящей элиты;

—           В случае перехода к непосредственным военным действиям контролировать эскалацию, т. е. быть более сильным на каждой из ступеней эскалации военного конфликта, а значит фактически управлять его развитием;

—           В случае перехода конфликта в полномасштабную войну не- обходимо быть абсолютно уверенным в победе в такой войне. Более того, важно, чтобы противник (Россия) заранее, еще до начала военных действий знал, что он обречен на проигрыш в такой войне;

—           Наконец, в отличие от политики «сдерживания», которая многие годы была основой внешней политики Запада, современный вариант сценария развития МО предполагает не оборону, а наступление на позиции России. В частности, необходимость проявления инициативы и наступательного характера действий по отношению к российской цивилизации.

Такой вывод относительно развития наиболее вероятного варианта базового сценария МО в 2016–2021 годы означает, что наша страна должна провести срочные, массовые и неотложные мероприятия по мобилизации своих экономических, политических и демографических возможностей в условиях относительно мирного времени, т. е. при формальном отсутствии войны, до возникновения явной военно-политической угрозы, т. е. в ближайшие годы. Целью таких мероприятий является фактически создание новой военной организации России, соответствующей условиям  и характеру современной МО.

Учитывая опасность развития событий по «пессимистическому» варианту, можно прогнозировать, что подобная эволюция МО будет происходить достаточно медленно, через промежуточные этапы, вероятные паузы, а иногда — даже отходы, связанные с дипломатической игрой и политической конъюнктурой в мире. Развитие любого следующего этапа «пессимистического» варианта сценария «Глобального военно-силового противоборства» будет неизбежно предполагать вполне определенные, а именно системные действия со стороны западной ЛЧЦ, в частности:

—           усиление информационной и психологической войны;

—           публичные заявления и информационную подготовку;

—           резкие и противоречащие им «мирные» выступления полу- официальных и официальных лиц, не требующие немедленных действий;

—           осложнение торгово-экономических и финансовых отношений между ЛЧЦ;

—           формирование «внешнеполитического вакуума» вокруг России;

—           максимальная консолидация позиций всех западных стран- участниц и скрытое давление на их правительства и т. д.

Такая тактика поведения США и ряда стран — союзников связана с реализацией приоритета коалиционной стратегии, который предполагает, что все страны или, по крайней мере, их абсолютное большинство должны поддержать американский вариант («пессимистический») развития сценария МО в 2016–2021 годы.

Однако, учитывая, что интересы целого ряда стран далеко не всегда полностью совпадают с интересами США, Вашингтону потребуется некоторое время для продвижения своей позиции как внутри США, так и за рубежом. Так,  политико-информационная подготовка США и НАТО к войне против Югославии в 1999 году заняла, по некоторым оценкам, 6–8 месяцев. Соответственно и переход на очередной этап военного противоборства потребует каждый раз, как минимум, нескольких месяцев, что в итоге может занять от 2 до 5 лет. Эти сроки вполне укладываются в цикл нарастания противоборства западной ЛЧЦ против России, который должен закончиться к 2021–2023 годам и перейти в открытую фазу войны, если политические цели не будут достигнуты иными способами, а именно с помощью системного и сетецентрического противоборства.

К концу 2015 года невоенные средства по отношению к России отнюдь не были исчерпаны. Более того, на Западе в целом признавалось, что для проведения силовой политики в отношении России невооруженными средствами сохраняются огромные экономические и финансовые возможности. С другой стороны, эти средства наносили ущерб тем, кто их применял. Так, на страны ЕС приходится более половины внешнеторгового оборота России, более 70% иностранных инвестиций, а также 63% торговли нефтью[1]. К тому же Газпром занимает около 30% европейского рынка газа. Поэтому введение санкций имело и обратный эффект — они негативно отразились на экономике самого ЕС.

Но, главным инструментом, как оказалось, стало прямое и непрямое воздействие на российскую правящую элиту. Применение этого инструмента стало опробоваться заблаговременно, начиная еще с пресловутого «дела Магницкого». Системное влияние на Россию предполагает расширение спектра средств воздействия, как на правящую элиту, так и на все общество. Последнему отводится роль силы, должной оказывать давление на правящие круги страны. За 1990–2015 годы российская правящая элита и часть общества «проросли» на Западе, прежде всего в Европе, не только собственностью и совместным бизнесом, но и обучением и проживанием близких, а также отдыхом, лечением и услугами, без которых уже трудно обойтись в России. И речь идет не о тысяче человек, а о десятках тысяч граждан, оказавшихся прочно связанными с Западом различными интересами. Причем, это, как правило, состоятельные, образованные, социально активные, а следовательно влиятельные люди. Поэтому не только реальные действия, но и информационно-психологические акции на Западе крайне болезненно воспринимаются в российской элите.

Вместе с тем ограничения, наложенные на Западе на российскую элиту, привели к бегству российского капитала, который десятилетиями скрывался в Великобритании, Испании и Франции. Последствия для этих стран оказались серьезными, что лишний раз подтвердило зависимость стран друг от друга в глобальной экономике.

В определенном смысле поведение администрации Б. Обамы в 2015 году является иллюстрацией тактики системного противоборства: сначала следуют радикальные заявления сенаторов и конгрессменов — зондаж. После этого возникает некая пауза, за которой следуют выступления вице-президента и госсекретаря. Затем — снова пауза, во время которой тщательно анализируется реакция Москвы. И в заключении следуют «совместные» демарши США–ЕС с обязательными обещаниями «отказаться, в случае, если Москва изменит свое поведение». Очень важно, поэтому отличать эту тактику США, манеру поведения и реальную стратегию эскалации сетецентрической войны, которая неизбежно ведет к тому, что после 2021 года вероятность того, что развитие сценария МО в военную стадию масштабного конфликта России с западной ЛЧЦ будет очень высока. Признание данного стратегического прогноза и его  конкретных среднесрочных результатов до 2021–2022 годов в качестве реалистических, означает, что неизбежно предстоит внести изменения в некоторые области стратегического планирования национального (социально-экономического, научного, инновационного, образовательного и пр.) развития до 2021–2022 годов. Это должно найти свое конкретное отражение не только в гособоронзаказе, но и бюджетном планировании.

Учитывая варианты сценария «Глобального военно-силового противоборства» и соответствующую стратегию западной ЛЧЦ против России уже в среднесрочной перспективе до 2021–2022 годов необходимо:

— Предусмотреть анализ и прогноз развития, в 2015 году, всех возможных мер и средств, которые могут быть использованы противником в этих вариантах сценария сетецентрической войны — от психологических и информационных до силовых и вооруженных. Очевидно, что их будет немало, в т. ч. и таких, которые пока что мало известны в России. Также следует учесть, что Россия никогда целенаправленно не готовилась к такой войне, а военная организация страны не ориентирована на отражение подобной агрессии. Речь идет не только о Вооруженных Силах России, Внутренних войсках, МЧС, но, и о всех органах государственной власти и управления на всех уровнях, а также институтах гражданского общества. Особенно, если речь идет об общественных институтах и структурах бизнеса, участие которых в военной организации страны во- обще не рассматривается, в то время как, например, в США на это делается серьезный акцент;

— В противодействии агрессии в условиях сетецентрической войны участвуют все институты государства, а не только его военная организация. Кроме того, в отражении потенциальной агрессии должны участвовать негосударственные национальные институты, а также бизнес-сообщество, ибо спектр средств воздействия сетецентрической войны чрезвычайно широк и не ограничивается только вооруженными силами и средствами. На это обстоятельство, в частности, было обращено внимание руководителей главных управлений Генштаба РФ на конференции Академии военных наук в апреле 2015 года;

— Такие возможные меры противодействия необходимо тщательно проанализировать под углом зрения возможных силовых, в т. ч. военных способов ведения сетецентрической войны, а также вероятных силовых невооруженных средств (от обычных палок и листовок, до охотничьего оружия). Так, например, против России, как нации и государства, будут использованы, прежде всего, новые тактические приемы и средства, противодействие которым не проработано ни в соответствующих правоохранительных и военных структурах, ни в ведомствах, отвечающих за их техническое оснащение.

Некоторые военные эксперты, например, особо выделяют нетрадиционные приемы демонтажа государства, хотя этот перечень очень приблизителен. Нужен точный, научно обоснованный и проработанный конкретно перечень всех возможных средств противодействия. Но даже приведенный перечень, показывает, что для некоторых приемов у современной России нет адекватных средств  противодействия[2].

Надо отчетливо понимать, что, с одной стороны, этот перечень мер, приемов и способов может быть расширен до сотен наименований (в некоторых документах США этот перечень превышает 150 названий), а, с другой, — не существует универсального перечня всех мер и приемов. Между тем, стратегическая обстановка всегда абсолютно конкретна и исключительно оригинальна. Она, как и любая война, зависит от тысяч переменных, просчитать которые заранее невозможно[3].

Основная трудность заключается в том, что в 2015–2021 годы предстоит готовиться заранее к любому из вариантов развития событий, что предполагает тотальную подготовку не только военной организации страны, но и всей нации. План развития ВиВТ в этих условиях должен быть существенно расширен. В него, например, должны быть включены силы, средства и меры силового подавления организованных извне гражданских выступлений. Просто водометов и резиновых палок для этого будет явно недостаточно. Особенно, если учитывать масштаб и достигнутый очень высокий технологический уровень организации подобных акций на Западе. Такую подготовку должен возглавить уже не Генеральный Штаб или Министерство обороны, а — учитывая историю, традиции и правовые нормы — Президент страны. Для этого необходимо создать специальный орган управления, функции которого будут значительно шире, чем Совета Безопасности страны и включать в себя функции управления всей нацией и обществом. Прообразом такого органа управления может служить Государственный комитет обороны (ГКО), созданный в период Великой Отечественной войны.