Смена старой национальной стратегии на новую предполагает самые первые значительные шаги, от успеха которых будет зависеть формирование новой парадигмы развития. Уже самый первый шаг предполагает  широкий спектр политико-идеологических мероприятий в российском обществе, прежде всего, в его правящей элите, и достаточно масштабные изменения в подготовке лиц, занятых государственным, политическим и военным управлением, т. е. в НЧК и его институтах в ближайшее время.

Необходимо отчетливо дать сигнал всему обществу, что происходит смена стратегий и «по-прежнему жить уже нельзя» - объединенная нация должна бороться за выживание в условиях войны, а не СВО. Уже не существует «Мы» (кто за СВО) и «Они» (кто против). В условиях войны нужна мобилизация всей нации,  прежде всего, идеологическая, и всех ресурсов. Так, на складах предприятий и организаций, у отдельных  остаются огромные запасы машин, средств передвижения - мотоциклов, квадроциклов, просто машин, оборудования одежды, продовольствия, которые нужны фронту.Это необходимо немедленно и организованно собирать и передавать фронту. Мы используем на ЛБС, может быть, 10% от того, что есть (и не всегда, кстати, вообще-то нужно) в стране. Напомню, что в Первой Мировой войне семья императора Николая 2 передала всю собственность в пользование госпиталей, а сами члены –семьи прошли курсы медперсонала и дежурили у больных.

Надо прекратить бесконечные «форумы» и «карнавалы», которые используют огромные ресурсы страны и, главное, - делят нацию на тех, кто воюет и тех, кто веселится.

Поэтому нужна национальная консолидация и мобилизация всех групп, а не отдельных лиц – сторонников СВО. И здесь огромное значение имеет участие представителей правящей элиты – чиновников, депутатов, предпринимателей, которые сами и их родственники должны быть публично мобилизованы в действующую армию. В Израиле, например, нормой считается, когда несколько родственников членов правительства служат в действующей армии или находятся в резерве.

И, наоборот, отделение групп противников от остальной нации.  Как и древний грек Ксенофонт, необходимо «показать врага» публично и признать несостоятельность прежней политики, которая на периоде «Восстановления» себя исчерпала и не может быть более эффективнее. Для этого надо признать прежнюю политику провальной или даже преступной, а ее проводников – преступниками. Со всеми вытекающими политическими, историческими и правовыми последствиями. Это будет означать, что сегодня, в 2024 году, мы «считаем, что произошедшее с нашей страной было не правильно и не справедливо, а лица, отвечавшие за эту политику – в лучшем случае ошибались, а в худшем – были преступники.

Тем самым мы освобождаем себя как от прежних и вредных обязательств, так и от пут, связывающих нынешнюю правящую элиту с предыдущей. Это означает, что происходит достаточно радикальная переоценка. Прежде всего, политико-идеологическая, но и историческая, периода М.Горбачева-Б.Ельцина, которая, однако, не исключает признания отдельных политических и экономических положительных моментов. В своё время в КНР к периоду правления Мао Дзедуна подошли так: не стали всего отрицать, но сформулировали установку, которая фиксировала «положительных изменений МА на 70% ит отрицательных – на 30%. Эта простая идеологическая установка дает понять стратегический курс в отношении произошедших изменений и кадров.

В условиях войны с военно-политической коалицией Запада нельзя допускать революций и репрессий, но важно публично зафиксировать политико-идеологическое отношение к прошлому и настоящему, например, развалу СССР, который политически и с правовой точки зрения был преступлением правящей элиты. То же самое относится к предательству союзников, смене внешнеполитического курса и приватизации. Необходимо заявить не о «революционном» возвращении к СССР и прежней модели социально-экономического и политического устройства, а об эволюционном, постепенном исправлении ошибок, допущенных с 1989 года[1].

Второе направление – системно-политическое, - предполагает, что мы, оказавшись в состоянии войны, больше не сдерживаем себя некими «рамками и правилами войны» (которых не существует, и от которых в свое время отказался даже Кутузов). Мы начинаем системную, тотальную войну с противником, в которой участвует вся нация. И такая война должна быть организована по-новому, хотя и сегодня аргументы в пользу создания своего рода Государственного Комитета Обороны (ГКО) звучат часто. Думается, что при нынешней президентской модели управления, этого,может быть, и не потребуется, но что точно потребуется, так это концентрация и централизация управления, которое сегодня многократно и бессмысленно дублируется.

Очевидно, что структура Военной организации России не соответствует реалиям. Они многократно дублирована, неповоротлива, имеет огромное значение бюрократические нормы, мешающие реальному решению проблем. Так, за военное производство у нас отвечает, прежде всего, первый вице-премьер и  министр, но одновременно – председатель правительства Мишустин, заместитель председателя Совбеза Медведев и, естественно, президент, а, кроме того, министр обороны и его зам по ВВСТ. Все они проводят регулярные совещания с исполнителями, на которые в течении дня по несколько раз те вынуждены либо приезжать, либо присутствовать на видеоконференциях нередко с одними и теми же докладами.

Еще сложнее в управлении Вооруженными Силами, которое даже в рамках Генерального штаба дублируется, нет говоря уже о других структурах. Очевидно, что необходима строгая вертикаль военного управления, в центре которой находятся лица, отвечающие за конечный (военный) результат. Это значит, что в части регионов России нужно объявлять военное положение и передавать власть в руки командующих, а им в помощь (как и во времена Великой Отечественной войны – в военные советы фронтов и армий) направить высокопоставленных политиков и чиновников в качестве заместителей и отдельных руководителей. Как это было с Брежневым, Хрущевым и пр. партийными чиновниками и советскими начальниками. Это укрепит не только авторитет военных, но и политиков, а также консолидирует ресурсы, но, главное, ликвидирует безответственность и дублирование, волокиту и неспособность принимать решения.

Принципиально важно предоставить таким командующим право принимать в зоне их ответственности практически любые необходимые решения, вводить новые нормы и правила, приостанавливать действие законов и нормативных акторов, в том числе и в отношении использовании ресурсов.

Исключительно важное значение имеет решение проблемы дезинформации вышестоящего руководства, искажающей реальное положение на ЛБС. В этом смысле опыт ВОВ также полезен, когда в армиях и даже дивизиях были представители ГКО и Ставки, непосредственно информирующие о положении дел.

Очень важно уже с самых первых шагов ликвидировать двойственность и бессистемность во внешней политике, которая порой существует «сама по себе» не только у отдельных ветвей власти и министерств, но и корпораций. Высший приоритет должен имеет МИД и его представители, которым по этим вопросам должны безукоризненно подчиняться все органы власти и государственные институты, включая не государственные (банки и корпорации), как это существует, например, в США.  В частности, необходимо объединить внешнеполитические усилия в рамках единой – дипломатической, экономической, информационной и военно-политической стратегии, когда желаемая политическая цель достигается только комплексом мер. Так, например, в отношении Белоруссии было правильным поддержать дипломатические контр-санкции Минска против Литвы, Польши, Эстонии и Латвии, которые можно и надо было бы усилить активными российскими мероприятиями в области внешней торговли, информационной политики, поддержки русскоязычного населения и особенно НКО и отдельных граждан в этих странах, а также тех групп и лидеров, которые могли бы формировать нужную России политику.

При этом следует исходить из реально ведущихся, более того, усиливающихся, долгосрочных и системных военных приготовлений США и возглавляемой ими военно-политической коалиции, о которых подробнее будет сказано ниже. Пример с долгосрочной стратегией США в отношении Украины, которая реализовывалась последовательно и целеустремленно с 1990 года, похоже, мало чему нас научил. Нам нужна такая же долгосрочная и последовательная стратегия и стратегическое планирование, которое мы публично игнорировали длительное время и к которому только начали переходить номинально.

Это имеет исключительно важное значение с точки зрения военного строительства, которое в России с 1990 года радикально перекраивалось не раз. ГОЗ и военно-промышленное производство, а также НИОКР имеют исключительно длительный период реализации, который не должен зависеть от фантазий министров обороны и НГШ. В частности, решающее значение (как показал опыт военных действий последних 30 лет, начиная с войны США против Ирака) в будущем будет иметь потенциал средств воздушно-космического нападения (СВКН) и обороны (СВКО). Именно они являются тем маркером, который свидетельствует наиболее точно о наращивании военного потенциала страны, во-первых, и наиболее решающих в военном отношении средств ведения войны, во-вторых. Для того, чтобы эти средства оставались эффективными их должно быть достаточное количество, а не «выставочные» образцы.

Исключительно важная роль в этом процессе в России принадлежит президенту и лично В.В.Путину, который, как минимум, дважды в год отвлекаться на решение этих проблем на специально организованных мероприятий с высшим военным руководством и начальниками ОПК. Как известно (и на это обращал внимание А. Свечин), «Искусство вождя – это, прежде всего, искусство усмотреть верную цель и указать путь к её достижению. На любом фронте человеческой деятельности»[2]. Поэтому когда на уровне военно-технического противоборства В.В. Путиным провозглашалась по сути концепция «сохранения предыдущих усилий» (за исключением развития некоторых качественно новых направлений в создании ВВСТ, созданных в предыдущие годы), на практике это выражается в достаточно медленной замене новейшими ВВСТ устаревших систем в ВС РФ, а новейшие образцы не становятся массовыми, т. е. закупки новейших систем ВВСТ и боеприпасов носят ограниченный характер.

Понятно, что это связано с ограниченными ресурсами и поиском оптимальных решений в процессе «восстановительного» периода в экономике и ОПК России, разрушенных прежде,  но всё же…. Приходится признать, что ОПК России не смог во всех областях трансформировать достижения НИОКР в массовое производство новейших ВВСТ, которые определяют сегодня качество ВС страны. Так, удалось произвести порядка 100 дивизионов С-400 и вообще ОПК страны произвели в 2023 году СВКО в 2 раза больше, чем все остальные страны мира, хотя и этих масштабов, как оказалось недостаточно. Но таких востребованных систем, как РСЗО «Торнадо-С», САУ «Коалиция СВ», средства контрбатарейной борьбы и многое другое, особенно средств сввзи и БПЛА, было произведено исключительно недостаточно, что свидетельствует о провале военно-промышленного планирования.

Если говорить о глобальной стратегии России в мире, то становится всё очевиднее, что существующая национальная  стратегия «сдерживания западной агрессии» не может продолжаться долго – даже медленное отступление неизбежно ведёт к качественному изменению в положении России в мире, что, во-первых, уже стало остро ощущаться населением, а, во-вторых, привело к «накоплению» отрицательных результатов во внешней политике. Наш противник сегодня сам выбирает место и время для наступления – Армению или Приднестровье, Грузию или Скандинавию. Надо признать, что у нас отсутствует инициатива в противоборстве с Западом, как с системным противником, который не может быть сдержан только нашей активностью на «Юге» и «Востоке».

Как известно, именно в эти годы противоречия стремительно перерастали в открытое политико-информационное или политико-дипломатическое противоборство. Успех или неудачи в таком противоборстве обеспечивались, прежде всего, наличием и использованием невоенных инструментов силовой политики, которые входят традиционно в перечень сил и средств так называемой политики «мягкой силы». В целом набор силовых средств как жесткой, так и мягкой силы составил расширяющийся спектр мер и средств политики, получившей название на Западе политики «силового принуждения»[3].

Надо признать, что в самые последние годы Запад был вынужден пересмотреть своё отношение к силовым возможностям России в этой области. Если ещё до недавнего времени (до 2014 года, в частности) они рассматривались как сверхмалые, на грани того, чтобы с ними считаться, то опыт нарастающего противоборства последних лет показал, что в России умеют учиться специфическим приемам применения «мягкой силы». В частности, демонстрации самостоятельного экономического и промышленного развития, которое впервые за десятилетие стало опережать западные темпы. Прогресс, конечно, не достиг необходимого уровня, но, тем не менее, он свидетельствует о главном – выбран правильный вектор развития автаркии. Даже в тоом случае, если такой выбор был вынужденным.

И это вынуждены признать на Западе, где после провалов политики Горбачева Россию фактически списчали с мировой шахматной доски в качестве значимого игрока.  В частности, ещё в 2016 году PR-агентство Portland представило традиционный рейтинг 30 стран по влиянию с использованием «мягкой силы». Под термином «мягкая сила» в этом рейтинге понимается влияние государства на мировую политику посредством своей культуры, языка и других гуманитарных ценностей. Рейтинг агентства Portland рассчитывается на основании 7 основных критериев, среди которых 6 объективных (культура, образование, деловой климат, стандарты государственного управления, распространённость цифровых технологий, отношения с другими странами), а также данные социологических опросов.

Первое место заняли США, сместив на вторую позицию Великобританию – лидера прошлого года. Среди самых влиятельных стран, использующих для своего доминирования во внешней политике «мягкую силу» – также Германия, Канада и Франция. Япония заняла 7, Китай – 28 место. Израиль в список не попал. Нет в списке ни одной мусульманской страны, однако «Soft Power 30» 2019 года принёс неожиданность – впервые в список попала Россия, заняв в нем 27-е место. Успех принесли показатели влияния «мягкой силы» в области культуры. И, конечно же, образования. К сожалению, темпы развития в этом направлении сдерживались собственными ошибками.

На глобальное восприятие России повлияло также её участие в борьбе с террористами в Сирии. При этом авторы рейтинга не преминули отметить – проявления «жёсткой силы» в России гораздо более заметны, чем проявления «мягкой силы». По распространённости цифровых технологий Россия оказалась на 11 месте, по культурному влиянию – на 14, по международным отношениям – на 8, по качеству образования – на 20. В любом случае, попав в «Soft Power 30», Россия значительно продвинулась в мировом восприятии стран[4].

Таким образом, можно констатировать, что Россия фактически стала использовать те же средства и способы невоенного силового принуждения, которые использовались в последние десятилетия против неё Западом. Другое дело, что реальное соотношение этих сил 1 к 50 в ползу наших врагов.

Но даже это использование силовых инструментов, надо признать, ещё далеко не всегда эффективное и своевременно. Нередко мы запаздываем и – сознательно или нет – отвечаем не с той эффективностью и не в тех масштабах, как надо. Простой пример: в последние годы враждебная активность чиновников ЕС достигла небывалой высоты, что вынудило даже С.В. Лаврова отметить еще 13 сентября 2020 года, что «возможно прекращение общения России со структурами ЕС». Однако вплоть до последнего времени сохранялась ситуация, когда ЕС, страны Запада категорически не признавали ни ЕвРаЗеС, ни ОДКБ. НЕ спешим мы и дипломатически резко отвечать на грубые выпады, годами «формируя» ответные меры. Такое сознательное игнорирование наших институтов и отношения к нашей стране требует, как минимум, отказ от работы с западными институтами, который фактически произошел, но не зафиксирован официально. И отказ в дипотношениях, которые нам нужны не более, чем им. Странное неравноправие, сохраняющееся годами, которое трудно оправдать правилами взаимности.

Мы находимся только в самом начале процесса, который требует осмысления и организационных мер в целях резкого повышения своей эффективности, а также их нормативного закрепления. Также, как и на Западе, можно назвать даже лозунг нашей политики и стратегии – «оптимизация» наших усилий по обеспечению безопасности и развитию. Ресурсов финансовых и материальных больше не будет. Иллюзий питать не стоит. Их максимальное поступление извне – не более 10% от потребностей. Наш главный ресурс – люди, точнее – их потенциал и способность руководства его использовать максимально полностью. Из этой задачи следует и исходить.

Количественно, можно оценить его использования по 100 бальной шкале как уже не ноль, но ещё далеко не 100, даже не 75 баллов. Очевидно, что с точки зрения применения всего комплекса силовых инструментов политики – «жёсткой» и «мягкой силы» наступил новый период, который можно назвать «максимальной оптимизацией», прежде всего, в области государственного и военного управления. На Западе происходит точно такой же процесс, и, надо признать, достаточно успешно. Окончательно переход к системному силовому использованию всего спектра силовых инструментов Западом против России, по всей видимости, совершится в 2024–2025 годы, т. е. к ожидаемому (и прогнозируемому нами) пику развития эскалации военно-силового сценария ВПО.

Таким образом, выбор новой национальной  стратегии России неизбежен потому, что даже в условиях продолжающегося периода «Восстановления» и  СВО старая стратегия уже не работает эффективно. СВО каждый день это демонстрирует. Тем более она не оставляет долгосрочной перспективы, что равносильно поражению. Новая стратегия – стратегия выбора осознанного военно-силового противоборства с западной коалицией, исключающая формальные правила, – отражает просто-напросто существующие реалии не только в отношениях с Западом, но и внутри России. Она требует адекватных и точных оценок и таких же адекватных и точных мер силового противодействия по отношению к врагу.

Автор: А.И. Подберезкин