Целесообразность учета человеческого фактора в структуре театра военных действий и его проекции в виде военно-политической обстановки подтверждается совокупностью комплексных и военносоциологических теорий и их постулатов.
Во-первых, теорией войны как разновидности исследования, что разработано и представлено в трудах генерал-лейтенанта царской армии Николая Головина[1].
Во-вторых, интегральной теорией на основе комплексного анализа вооружений – доктрин – личного состава (согласно британскому генералу Шелфорду Бидуэллу[2]).
В-третьих, теорией военно-стратегического нападения, основанной на пяти уровнях системных атрибутов, раскрывающих противника как систему (согласно полковнику ВВС США Д. Уордену[3]), а эта теория включает в свою структуру население противника, в том числе, ценностную сферу военных руководителей и военнослужащих.
Таким образом, человеческий фактор – это непременное условие военно-политической обстановки (в том или ином регионе мира и в конкретном государстве).
Именно человеческий дух одерживает победу на поле боя, а не оружие, писал когда-то известный военачальник. Харизма командиров обладает повышенной значимостью, чем численность войск, отмечается в новейших публикациях[4].
Роль и значимость человеческого фактора определяется:
во-первых, более точным и полным охватом военно-политических процессов на театре военных действий;
во-вторых, возможностью заблаговременного прогнозирования многообразных военно-политических проблем;
в-третьих, задачами мониторинга, включающего анализ и оценку разнообразных составных частей человеческого фактора, в том числе фактора воли, общественно-политического настроя и настроений в обществе и т.д.
Важность человеческой личности обусловливается, в том числе, подготовкой к многомерным стратегическим операциям с политическими, гуманитарными, экономическими и разведывательными компонентами.
Человеческий фактор описывается, в том числе, с помощью словосочетания «человеческая сфера», что включает физическую, культурную и социальную среду.
Анализируя стратегические документы и публикации по тематике современных войн, отметим, что человеческая сфера признается и в качестве критической области межгосударственного соперничества (чаще всего за порогом традиционной войны). Не случайно в стратегических и концептуальных документах США, в научных публикациях ставится и решается задача создания возможностей проведения таких военных и невоенных действий, в которых нуждается нация.
При этом признается критический пробел в национальной безопасности США из-за дефицита внимания в последние десятилетия к человеческой сфере и к нематериальному потенциалу вооруженных сил США, хотя последние десятилетия предпринимались целенаправленные усилия в данном направлении- с помощью создания Центров передового опыта, Институтов профессионального развития унтер-офицеров, Центра военного руководства, Центра армейской профессии и этики (в ответ на изменения потребностей и требований армии США).
К тематике человеческой сферы тесно примыкает воля к борьбе и к победе, что 50 лет назад воспринималось как возвращение к человеческим основам войны[5].
Важным фактором укрепления воли к победе выступает профессиональное военное образование, которое должно находиться в балансе с опытом службы, закрепляя тем самым связь теории и практики, что способно стимулировать и гарантировать победу.
В стратегических документах США и их союзников ставится задача достижения интеллектуального превосходства над геополитическим противником с помощью комплекса мер и инвестиций в человеческий фактор, а также повышения роли военного и общего среднего образования.
Роль образования как фактора победы все более глубоко и разнопланово анализируется зарубежными теоретиками[6], в том числе с помощью исследования причин победы прусских войск над французской армией Наполеона III в битве при Седане в сентябре 1870 г. Долговременные причины того успеха наглядны и убедительны.
Прежде всего, образовательные реформы в 19 веке в Пруссии и реализация трех принципов образования.
Во-первых, многоуровневое образование. Во-вторых, широкий подход к учебным планам и программам. В-третьих, углубленное изучение истории в учебных заведениях.
В современных условиях за рубежом ставится и решается задача формирования у курсантов и офицеров способностей и навыков межличностного общения, результативной когнитивной и интерактивной деятельности, что выступает причиной и следствием критического мышления, творческого решения тактических и стратегических задач. Военное образование шлифует сознание и ум, а это условие победы на поле боя.
Авторитетные аналитики прямо заявляют, что офицеров нужно учить не тому, что думать, а как думать, поскольку требуется глубокая оценка разных факторов стратегической, оперативной обстановки.
Эта же мысль подтверждается Дэвидом Петреусом, командиром 101-й воздушно-десантной дивизией (в 2002 – 2004 гг.), несколько позже возглавившим ЦРУ США[7].
Боевой американский генерал и разведчик прямо признает , что самый важный инструмент, который несет с собой любой солдат – это не его оружие, а его разум!
Это необходимо полнее учитывать в содержании образовательных новаций в военно-учебных заведениях. Во-первых, периодически обновляя учебные программы. Вовторых, используя учебно-практические занятия (семинары и практикумы) для изучения и закрепления случаев так называемого «принуждения к принятию решений», о чем периодически идет речь в зарубежных публикациях.
Все более последовательно и настойчиво ставится и реализуется задача формирования поколения критических мыслителей в военной среде на основе двух ключевых принципов: во-первых, обучения определенности, чтобы военнослужащие приобретали и овладевали навыками выполнения стандартных, типовых задач, а во-вторых, обучения неопределенности, что требует широкого фундамента знаний и навыков критического мышления, необходимых для работы в непредвиденных и непредсказуемых ситуациях[8].
Тем самым обозначаются задачи более высокого, чем сегодня, уровня развития военно-профессионального образования, предполагающего более активное привлечение гражданской профессуры и ученых.
Это уже практикуется в некоторых американских военных колледжах, когда ставятся и решаются задачи интеграции общенаучного образования с военным. Круг новаций в военном образовании за рубежом обширен, в том числе, применение сократического мышления[9] и рефлексивной профессиональной практики, гарантирующей подготовку первоклассных офицеров для штабной работы (будучи готовых к когнитивным вызовам окружающего мира, к революционным прорывам в знании).
Об этом и многом другом идет речь в такой публикации как «Формирование превосходного стратегического аналитика: критический обзор программы подготовки аналитиков армии США»[10].
В ряде зарубежных публикаций убедительно подчеркивается, что будущие войны потребуют военных лидеров, использующих доктрину в качестве руководства к действию[11], а не как повседневной и детализированной рецептуры. Значит, нужны будут инициативные офицеры, способные самостоятельно действовать, разрабатывая новые способы решения как обучающих, так и оперативно-тактических задач[12].
С учетом этого заслуживает внимания израильский опыт по подготовке военных лидеров, в том числе дифференцированный подход к младшим и старшим командирам и даже к формированию лидеров среди преподавателей военных учебных заведений.
Акцент делается на личностное развитие военнослужащих, их социальные роли, формирование сознательности и дисциплинированности, инициативность, доверие к командирам, самостоятельность.
Большое место уделяется также формированию идентичности в работе с курсантами военно-учебных заведений и в ходе периодической переподготовки офицерского состава. Выделяется гражданская и армейская идентичности, в том числе офицерская идентичность. Раскрываются необходимые ориентиры, необходимость и важность, пути формировании.
Все это не только приводит к повышению самооценки, но прямо и косвенно содействует повышению эффективности боевой подготовки с опорой на конкретные результаты и пути укрепления доверия к командирам со стороны военнослужащих.
Тем самым осознаются и реализуются задачи возвращения к «человеческим основам войны», к комплексному анализу личного состава вооруженных сил – вооружений – теорий и доктрин)[13], к развитию нематериального потенциала Вооруженных Сил[14], к представлению противника как системы (с военно-политической точки зрения)[15].
Автор: Першуткин С. Н. – академик АВН (действительный член Академии военных наук), член Военно-научного общества ЦДРА им. М.В. Фрунзе, директор Московского института социологических исследований (АНО МИСИ), доктор социологических наук
[1]Головин Н.Н. Наука о войне. О социологическом изучении войны. Париж. 1938.С.18
[2] Shelford Bidwell. Modern warfare: A study of men, weapons and theories. London. Allen Lane, 1973, – 242 p.
[3] Речь идет о концепции Д. Уордена построенной в виде уникальной модели современного государства-нации, как структуре из пяти концентрических колец отражающих пять сегментов: вооруженные силы, производство, инфраструктуру и коммуникации, население и правительство // Пять стратегических колец Уордена и операции на основе эффектов. URL: https://military.wikireading.ru/38498
[4] Why charisma is a more important weapon on the battlefield than the size of an army. URL: https://www.yahoo.com/news/why-charisma-more-important-weapon-150000486.html.
[5] Дураид Джалили. Профессиональное военное образование: кросс-культурное исследование (на англ.). 2019. – 234 с.
Дураид Джалили. "Будущие стратегические приоритеты профессионального военного образования: перспектива практиков. (на англ). 2016. -199с.
Селентино Перес. О чем забывает военное образование: стратегия – это эффективность (на англ). // «Войны в горах». War on the Rocks. URL: https:// warontherocks. com/2018/09/what-military-education-forgets-strategy-is-performance/
[6] Руис Лоренцо. Корни современного военного образования (на англ.) // «Действенная и надежная защита». 2018. URL: https://www.realcleardefense.com/articles/2018/07/17/the_roots_of_modern_military_ education _113616.html
[7] Является одним из центральных персонажей серии книг «The Salvation War» американского фантаста Стюарта Слейда. Здесь Дэвид Петреус является главнокомандующим Армий Человечества при вторжении в Ад, а затем и при штурме Рая.
[8] Тарн Т., Оливейра М., Сидер Дж., Блинкен Л. Невежество и профессиональное военное образование: аргументы в пользу оперативного участия // «Войны в горах». (на англ.). 2018. URL: https://warontherocks.com/2018/11/ignorance-and-professional-militaryeducation-the-case-for-operational-engagement/
[9] Гудмундссон Брюс «Сократическое применение» – «вариант Ксенофонта» – или «рефлексивная профессиональная практика» (на англ). 2014.
[10] Аллен Дэниел М. Формирование наилучшего стратегического аналитика: критический обзор программы подготовки аналитиков армии США (на англ.). Калифорния. 2012.
[11] Ракеш Шарма. Профессиональное военное образование и подготовка лидеров мысли для армии // «Индийской независимое обозрение» (на англ). 2017. URL: http://www.indiandefencereview.com/professional-military-education-and-producing-thoughtleaders-for-the-army/
[12] Дураид Джалили. Указ. соч.
[13] Бидвелл Шелфорд. Современная война: Исследование человеческого фактора, оружия и теорий (на англ.). Изд-во Мичиганского университета. 1973. – 242 с.D
Средин Г.В. Человек в современной войне: проблемы морально-политической и психологической подготовки советских воинов. М. Воен. изд-во Министерства обороны СССР. – 252 с. , 1981; Абрамов В.К. Человек и техника в современной войне. Москва : Воениздат, 1960. - 104 с.
[14] Командование подготовки и доктрины армии (TRADOC) США предпринимает меры по разработке и реализации нематериальной доктрины, включая организацию обучения, руководства и образования, подготовки персонала с учетом необходимых политических решений // Обзор процессов развития нематериального потенциала армии США. URL: https://www. rand.org/pubs/research_reports/rRRA419-1.html.
[15] Пять стратегических колец Уордена, петля Бойда и операции на основе эффектов. URL: https://military.wikireading.ru/38498