В силу возраста я не верю, что от меня может быть какой-либо толк.  Но если бы в прошлом фортуна вручила мне государство…., думаю, что в самое короткое время я показал бы миру, сколь ценны древние установления[1].

Н. Макиавелли, политический и военный мыслитель

С приходом к власти М. Горбачева в СССР делалось очень многое не только для его уничтожения (как и его союзников и коммунистической идеологии), но и – если говорить  только о военно-политической области - извращения представлений о государстве, роли военной силы и значения военной безопасности. «Новое мышление» М. Горбачева  - это и был сгусток извращенных представлений о безопасности, прежде всего, военной, государства. Должен сказать, что в меру своих сил и возможностей я пытался оспорить такое направление, но самих возможностей было немного[2]. Результатом этой деятельности стали такие работы, как: «Национальная доктрина России» (1993), «Россия сегодня — реальный шанс» (1994), «Концепция закона о поддержке отечественной науки, культуры, образования и предпринимательства» (1994), «Современная Русская Идея и Государство» (1995), ежегодные доклады «Концепция национальной безопасности России», «Россия на пороге ХХI века» (1996), «Россия: партии, выборы, власть» (1996) и большой ряд других книг, изданных общим тиражом более 5 млн. экземпляров.

 Государственная монополия принадлежала тем, кто откровенно и и публично извращал политические реалии, и тем ученым и публицистам (которых было немало в СМИ и АН СССР и РАН), которые активно обосновывали эти извращения. И многие из которых продолжают делать это и в третьем десятилетии нового века, когда, как уже ясно, подобные подходы абсолютно обанкротились. За эти годы были созданы полунаучные «академические» школы, в которых научились обосновывать «бесполезность военной безопасности», «вредность ОПК», ложность многих понятий – от стратегической стабильности до суверенитета,- отражающих потребности проамериканской глобализации. Более того, политологические школы заняли ведущие места в российских центрах образования, прежде всего, ВШЭ, РГГУ, МГУ и других[3].

Это наследие, к сожалению, осталось доминирующим в научной мысли России вплоть до 2023 года, когда усилия немногих центров, противодействующих этому направлению в России, даже не смотря на реалии СВО на Украине, так и не стали доминировать в общественном и научном дискурсе. Пожалуй, можно говорить только о том, что эта точка зрения стала допустимой на некоторых площадках. Так, за эти годы были опубликованы некоторые работы, которые однако, не стали основным трендом – потеснив лишь отчасти западно-либеральные тенденции в российской науке[4].

Таковы реалии, которые мешают и в настоящее время формированию адекватных политических и научных представлений о значении и роли военной безопасности.

Причины многих поражений и неприятностей России на Украине в ходе СВО были заложены ранее в политике военной безопасности СССР и России, которая вплоть до второго десятилетия нового века (т.е. 20 лет) не соответствовала мировым реалиям.  На фоне быстрого расширения НАТО и формирования широкой западной военно-политической коалиции, деградация системы национальной безопасности в России выглядела особенно катастрофической. Самое главное – то, что у правящей, в своём большинстве – вестернизированной, – элиты не было воли и главной идеи, вокруг которых смогла бы произойти консолидация внутренних сил[5].

Отказ от идеологии и целеполагания, национальной системы ценностей и интересов привел к власти правящую элиту, которая заключила между своими фракциями фактически «договор о политико-идеологическом ненападении» – отказе от идей и интересов, в основе которых лежит национальная идентичность и суверенитет. Идеи сохранения и укрепления государства были в основном нейтрализованы либеральной элитой и СМИ, а в стране стремительно продолжал развиваться «этнический федерализм»[6].

Этот означает только одно: «потенциал предательства», накопленный в российской правящей элите после смерти И.В. Сталина, стал стремительно набирать силу, превратив правящую элиту в своем подавляющем большинстве из национальной в компрадорско-коллаборационистскую, готовую на любые уступки ради сохранения личных интересов. В ходе СВО на Украине эта проблема стала главной, даже при всех попытках её игнорирования.

Практически элита была готова к капитуляции в конце 1999 года на любых условиях. Именно этот процесс я наблюдал фактически весь 1999 год, когда её представители – от Б. Березовского и Н. Аксененко до Т. Дьяченко и Б. Ельцина – думали только о спасении собственных семей и активов. Приход к власти В.В. Путина в августе 1999 года никто не воспринял серьезно, хотя вместе с ним пришли и достаточно авантюрные люди, которые были «готовы рисковать»[7].  После прихода к власти В.В. Путин постепенно восстанавливал суверенитет и контроль федеральной власти – от создания Госсовета и института полпредов до практики совещаний по военным вопросам и ОПК.

Примечательно, что обсуждение кандидатуры В.В. Путина перед его утверждением премьером в августе 1999 года в Госдуме прошло скучно и рутинно, как очередной временной фигуры, к тому же воспитанника А. Собчака. И многие ошиблись в своих оценках, также как и я, который не увидел в нём самостоятельной фигуры, способной консолидировать в своих руках власть. Правящая элита, готовая окончательно распродать страну, ошиблась и на какое-то время растерялась, впрочем, уже через несколько месяцев консолидировалась, сформировав широкий фронт из представителей региональных элит и олигархов, либералов и коммунистов, но так и не успела вырвать победу на декабрьских (1999 года) выборах в Государственную думу.

Напомню, что консолидация значительной части правящей элиты России произошла позже, уже после победы В.В.Путина на президентских выборах в марте 2000 года, которые правящая регионально-олигархическая элита хотела сорвать, не дав избрать легитимного президента. Сегодня это всячески пытаются забыть потому, что многие из противников В.В. Путина и центральной власти сегодня стали фаворитами, а их оппозиционность всячески забывается. Оппозиция В.В. Путину частично (в лице Е.М.Примакова, Ю.М. Лужкова и других лидеров и части олигархов) пошла на уступки и капитуляцию, а частично – в лице В.А. Гусинского и М.Б. Ходорковского зачищена. В.В. Путин начал процесс консолидации власти с создания семи полпредств, которые должны были унифицировать региональное и федеральное законодательство, обуздав местных баронов и восстановив функции государства.

Процесс это затянулся надолго. Можно сказать, что к реальному восстановлению государства и его институтов, в том числе институтов национальной и военной безопасности, удалось перейти только частично на рубеже 2007–2008 годов: выступление В.В. Путина 7 февраля 2008 года на конференции по безопасности в Мюнхене стало симптоматичной (впрочем, достаточно аккуратной) декларацией о стремлении восстановить Россией свой государственный суверенитет, подтвержденной в августе 2008 года разгромом Грузии.

В последующие десятилетия наблюдалось медленное и не всегда последовательное (пример «сердюковщины» как нанесшей ущерб государству военной политики достаточно показателен) восстановление функций военной организации – организационное, административное, финансовое, – которое не вполне завершилось даже к 2021 году. Начало СВО застало ВС и ОПК России «на марше», полуподготовленными, ослабленными.

Во многом нынешнее состояние военной организации страны характеризуется стремлением власти преодолеть последствия разрушения ОПК[8] и ВС последних десятилетий, которые стали нетерпимыми после явных неудач чеченской и осетинской кампании 2008 года[9]. Программы военного строительства 2010–2021 годов, объединенные в ГОЗ, не всегда носили вполне обоснованный характер, хотя их реализация по целому ряду направлений, – прежде всего, доведения до стадии серийного производства советских ОКР и некоторых НИОКР российского времени, – говорят о восстановлении военного потенциала почти до советского уровня, что в условиях кризиса и стагнации в России, безусловно, отражает позитивные тенденции в развитии ОПК и ВС РФ. И, все-таки, игнорирование НИОКР больно сказалось на состоянии ВВСТ России в ходе СВО.

Таким образом, после прихода к власти В.В. Путина началось достаточно хаотичная, непоследовательная и противоречивая политика восстановления системы государственной и военной безопасности, которая в последние 20 лет привела к созданию фактически новой российской системы государственной безопасности: эта новая (хаотично сформированная) система медленно и с большим трудом стала приобретать в самые последние годы черты логичной системы национальной безопасности, т.е. объединять государственные и общественные институты развития и безопасности, формируя единую военную организацию страны. Процесс этот, однако, далеко не закончен потому, что он затормозился на стадии организации в систему только государственных институтов, «за скобками» которых до настоящего времени остаются бизнес и общественные институты, не говоря уже об огромном потенциале личностей[10].

Естественно, что это состояние общества и экономики больнее всего затронуло ВС и ОПК России, которые должны были перейти от советского к рыночному механизму управления. В основе такого перехода лежал отказ от плановой системы к установкам финансовых властей страны[11]. Происходило это – и в ВС, и в ОПК – параллельно и не одновременно, в условиях политического и экономического кризиса, который к концу 90-х годов прекратился в хаос, а также в условиях внешнего деструктивного и последовательного силового давления на Россию с целью разрушения её системы безопасности. Как признают эксперты, «До 1993 года ещё разрабатывались годовые планы НИОКР и закупок… Такие революционные изменения привели к тому, что предложения МО РФ в проект ГОЗ формировались под выделяемые Минфином «предельные» объемы финансирования, никак не связанные с задачами ВС и удовлетворявшими потребности развития ВВТ не более чем на 40–60%.... При этом до 1995 года вооружения развивались без определенной стратегической линии, как бы по инерции. Военное строительство ... Перешло в разряд проблем, финансируемых по остаточному принципу»[12].

Дополнительный хаос и уничтожение предприятий ОПК добавила приватизация, которая, как представляется, носила сознательно-разрушительный характер. Распродажа и откровенное разворовывание собственности ВС носило обвальный преступный характер, который до сих пор скрывается за «аргументами» секретности. Во всяком случае подготовленный с моим участием доклад Счетной палаты свидетельствует о массовой незаконной коммерческой деятельности большого числа представителей Министерства обороны России[13].

Таким образом, существующая система национальной безопасности России второго десятилетия нашего века это, с одной стороны, – остатки советской системы, военной организации и ОПК, а, с другой стороны, не всегда вполне эффективные усилия новой российской власти и её попытки преодолеть системный кризис прошлого века и нарастающее силовое давление со стороны Запада в условиях, когда сложилось изначально несопоставимое соотношение государственных и военных возможностей сторон. Как и в состоянии правящей элиты страны, наблюдалась дихотомия, характерная любым системам при отсутствии общих политико-идеологических принципов.

Внешняя ситуация в области безопасности, сценарий развития МО и ВПО в новом веке менялись быстрее, чем к ним успевала приспособиться российская система военной безопасности. Можно признать, что к началу третьего десятилетия нового века под прямым и непосредственным руководством В.В. Путина[14] удалось вернуть России (по признанию, например, бывшего министра иностранных дел Дании, например[15]) статус «великой военной державы». Но этот статус не был подкреплен ни технологическими, ни экономическими, ни демографическими результатами развития страны, которая к 2021 году только вышла на уровень развития РСФСР 1990 года, т. е. её безопасность обеспечивается преимущественно военными средствами, что делает её одновременно очень уязвимой.

Таким образом, три главных условия для формирования эффективной Стратегии национальной безопасности России были для неё крайне неблагоприятны:

– Нарастающее отставание в социально-экономической и технологической области не только от государств-лидеров, но и других, быстро развивающихся стран мира.

– Отсутствие идеологии и ценностной системы, нарастающая тенденция увеличения «потенциала предательства» и разобщенности правящей элиты.

– Эскалация развитие военно-силового сценария МО и ВПО, за которым стоит желание западной военно-политической коалиции ограничить и лишить Россию суверенитета и территориальной целостности, разрушить её национальную идентичность.

Радикальное обострение МО и ВПО в мире во втором десятилетии нового века потребовало внесения существенных корректив в Стратегию национальной безопасности России в части обеспечения военной безопасности. Как известно, эта Стратегия состоит из двух больших блоков – блока социально-экономического развития и блока укрепления безопасности, – которые должны быть (как минимум, нормативно, экономически, финансово-бюджетно и политически) тесно связаны между собой. В действительности, с самого начала существования России и даже с самой первой попытки подготовки Концепции социально-экономического развития в марте 2008 года эти блоки формировались по отдельности, практически без учета реалий друг друга, что в итоге приводило к слабой координации и противоречивости общей политики безопасности[16].

Попытки возродить стратегическое прогнозирование и планирование, начавшиеся с 2008 года, осуществлялись сложно, прежде всего, из-за сопротивления финансово-либеральной части правящей элиты, которая рассматривала такое планирование как посягательство на рыночные принципы. В итоге за период 2008–2020 годов можно констатировать, что в этой области было множество попыток, из которых более-менее удачных – всего несколько. Так, ФЗ «О Стратегическом планировании» 2014 года (безусловно положительное явление), принятый после длительных обсуждений, так и не стал обязательным для всех органов власти, также, впрочем, как и все нормативное планирование, включая Государственный оборонный заказ (ГОЗ), который готовился и реализовывался с большими трудностями и упущениями, хотя даже такое его качество говорит о его огромном значении для ОПК и ВС РФ[17].

Примечательно, что в Концепции 2008 года вообще не было учета внешних факторов, что стало обычной практикой для последующих концепций и стратегий социально-экономического развития. Даже «Программа», подготовленная правительство Д. Медведева по поручению президента к сентябрю 2019 года, на 100-страничном документе смогла обойтись без учета влияния внешних факторов.

В военно-технической области, занимавшей в последнее десятилетие приоритетное значение в политике безопасности, были достигнуты существенные успехи как во многом за счет ускоренной модернизации советских образцов ВВСТ, так и некоторых положительных результатов первых российских НИОКР. К 2021 году сложилась такая ситуация в области обеспечения военной безопасности, которая позволяет говорить о том, что безопасность преимущественно воспринимается прежде всего как количество и качество ВВСТ[18]. Акцент на этом В.В. Путин сделал в том числе и на расширенном итоговом заседании коллегии Минобороны 21 декабря 2020 года, хотя там впервые, пожалуй, было обращено внимание политика и на развитие военной науки и военного искусства. Примечательно, в частности, сравнение В.В. Путиным качества ВВСТ при СССР и России в разные периоды: «Во времена Советского Союза в Советской армии по силам общего назначения, так называемая современность, количество современных на тот период времени вооружений составляло 54%, по силам общего назначения. По стратегическим, ядерным силам – 65–70%. Это приличный, хороший показатель. В 2000 году уровень современных вооружений по силам общего назначения упал до критически низкого уровня в 12%. А по силам ядерного сдерживания – до 35. … К середине декабря 2020 года доля современных образцов вооружения и техники в войсках России составляет уже более 70%, это по силам общего назначения, а в ядерных силах – 86%»[19].

Вместе с тем, говорить о системной концепции и стратегии национальной безопасности, совмещающей задачи опережающего развития и защиты нации, было еще рано, хотя есть и обнадёживающие признаки. В частности, когда речь шла о стратегическом планировании, к которому приближаемся крайне медленно. Так, как известно, на первом заседании  Госсовета России председатель правительства М. Мишустин заявил о том, что за 2021–2023 годы на реализацию Единого национального плана будет выделено более 39 трлн рублей – по текущему обменному курсу это соответствует почти 530 млрд долларов. Учитывая, что расходная часть российского бюджета на тот же период запланирована пока в размере 69,07 трлн. рублей (2021 год – 21,52 трлн, 2022 – 21,88 трлн, 2023 – 25,67 трлн), эти «нацплановые» затраты составят почти 56,5% федерального бюджета[20].

 По сути, это означает переход России к плановой экономике «китайского» типа, следствиями чего возможно станут сближение внутреннего уклада двух государств и вероятное укрепление стратегического союза Москвы с Пекином.

Таким образом, система национальной безопасности, как система обеспечения национального развития и безопасности, России во втором десятилетии нового века всё ещё только находится в стадии формирования, а не сознательного опережающего развития. Этот процесс крайне затруднен усилением давления со стороны Запада, которое при последних администрациях Б. Обамы–Д. Трампа–Д. Байдена – приняло характер военно-силовой эскалации, сохранением остатков либеральной экономики, идеологии и оппозиции нынешнему курсу в российском истэблишменте, а также пандемией и общим кризисом в мире, который В.Путин назвал еще «самым сильным кризисом после кризиса 30-х годов»[21].

На мой взгляд, ухудшение внешних условий существования России требует максимального ускорения процесса повышения эффективности государственного и общественного управления, включая, прежде всего, область функционирования институтов развития национального человеческого капитала (ИР НЧК) военной организации государства и всей нации. Эта проблема была в острой и справедливой форме поднята Е.В. Пригожиным весной 2023 года. Акцент на обеспечении безопасности должен быть смещен с простого развития ВВСТ (которое необходимо просто и своевременно эффективно финансировать) на развитие институтов человеческого потенциала и НЧК, прежде всего, в области НИР и ОКР, а также профессиональной подготовки военнослужащих и военачальников. При этом главное направление – развитие национальных институтов человеческого капитала, как государственных, так и общественных, – в том числе и НКО, сетевых сообществ и творческого потенциала нации должно стать главным ресурсом и средством обеспечения национальной безопасности России[22].

Автор: А.И. Подерезкин