Исторический опыт показывает, что на развитие военного искусства и организационных форм вооруженных сил наиболее революционное влияние оказывают средства борьбы. Каждой эпохе…..соответствуют формы и способы ведения действий[1].

Базовый учебник офицеров ВС СССР

С точки зрения ЯО, прежде всего, СНВ, создание региональных систем безопасности – евразийской, атлантической, африканской или иной - малореально и маловероятно.  Политические цели в области формирования таких систем надо отчетливо отделять от стратегических и военно-технических реалий, которые практически исключают такую возможность. В силу целого ряда аргументов. Поэтому идея евразийской безопасности должна быть оговорена изначально трудностями реализации в области контроля над применением ЯО, которые не исключают её полностью, но делают труднореализуемой[2].

Роль ядерного оружия (ЯО) в современную эпоху, которое является таким же средством вооруженной борьбы[3], как и остальные ВВСТ, меняется  быстро, как и в предыдущие периоды новейшие истории, – от «абсолютного оружия» 40-х и 50-х годов, когда  эта роль изменилась и стала главным инструментом ядерного сдерживания, до роли ЯО  в 80-е годы, когда последовали наивные попытки вообще (публично-декларативно) его сократить и ликвидировать. В настоящее время для России ЯО и СНВ, как и системы ПРО,  остаются важнейшими элементами обеспечения не только военной, но и политической безопасности, которые отчасти компенсируют превосходство США и их союзников в экономической, технологической и военной мощи.

Это имеет прямое отношение к едее евразийской и глобальной безопасности потому, что в области ЯО, прежде всего,  СНВ и глобальной ПРО, крайне трудно (если вообще возможно) провести границы между евразийской и глобальной безопасностью. Трудно допустить, хотя полностью исключить это невозможно, что в каком-то регионе мира будет создана система безопасности, исключающая применение ЯО, отдельно от глобальной системы. Так, например, нанесение ударов спри помощи СНВ США по Китаю в любых случаях будет происходить через Северный полюс, т. е. пространство, контролируемое  Россией. Но даже если США применят нестратегические системы ЯО против Китая с Тихоокеанского или Индийского направления, это поставит в зону риска десятки государств.

Развитие военно-политического противостояния в последние десятилетия, а также конкретный конфликт – развитие  СВО и позиция США в отношении России -  прямо зависели и зависят от возможностей России в области стратегического и ядерного сдерживания. США исключают единственную возможность военной эскалации в ведении войны – нанесение ударов по территории собственно США, допуская применение ВТО в массовом порядке и даже ТЯО в Европе и в мире.

Важно подчеркнуть принципиальную разницу между подходами России и США к проблеме «стратегического сдерживания»[4]. Мы рассматриваем стратегическое сдерживание как принципиальную невозможность (крайнюю опасность) применения военной силы друг против друга, а США и их союзники (а также некоторые российские либералы) как невозможность применения только стратегического ядерного оружия. Разница, как видно, принципиальная. В том числе и в отношении применения тактического ЯО (ТЯО), которое на Западе рассматривают как вполне приемлемое и ограниченное применение силы. Дискуссия в России и в Европе по поводу использования ТЯО в ходе СВО носила малосодержательный и провокационный характер, который не имел отношения к реальной действительности. Россия достаточно подробно сформулировала свою позицию по этому вопросу не только в Военной доктрине страны (Статья№27)[5], но и в последующих уточнениях[6].

Реальность применения ЯО и СНВ, в частности, политической и военной роли ЯО, однако, много сложнее. Более того, она постоянно меняется. Так, например, появление в массовом порядке у США ВТО большой дальности (прежде всего, КРМБ) внесло совершенно новый элемент в это стратегическое уравнение. Как, например, расценивать бомбардировку ВСУ базы ТБ, которые являются частью СНВ России? Как нападение на СНВ? Или как расценивать попытки террористических актов против высшего политического и военного руководства страны?

Впрочем, как и другие многочисленные изменения в ВВСТ в последние два десятилетия. Технологические прорывы неизбежно ведут к радикальным изменениям в ВВСТ, а затем и военном искусстве, причём это может происходить не только последовательно (сначала в тактике, затем в оперативном искусстве, а потом и в стратегии), но и параллельно. Более того, в некоторых случаях даже сразу в стратегии. Так, изобретение ЯО привело к появлению возможности в политике решать практически одномоментно вопросы на стратегическом уровне посредством массированной бомбардировки. Это, в частности, легко в основу военно-стратегического планирования США в 50-е гг. прошлого века.

В современный период многочисленные и массовые изменения происходят практически еженедельно в ходе СВО. Параллельно модернизируются не только старые, но и новые системы, что особенно хорошо видно на примерах модернизации ВТО и БПЛА, а также в средствах РЭБ, РЭП и боевого управления, связи и разведки. Это носит сознательный и целеустремленный характер. Некоторые новейшие системы ВТО за 3 года СВО модернизировались уже более 5 раз. Как отмечают американские эксперты, «Благодаря стратегической интеграции передовых технологий мы оснащаем глобальные военно-воздушные силы для поддержания превосходства в воздухе и космосе и даем силам обороны возможность быстро перехитрить противника. Наши неустанные инновации и проверенные технологии обеспечивают быстрые и эффективные инструменты принятия решений, укрепляя оборонный ландшафт сейчас и в будущем»[7].

С другой стороны, формирование новой структуры МО, активно происходящее в третьем десятилетии, неизбежно ведет не только к изменению в соотношении сил (о чём говорят все), но и изменению стратегий государств (о чём говорят немногие). Известная особенность: при равенстве сил побеждает тот, чья стратегия эффективнее, – требует от субъектов МО пересмотра своих внешнеполитических и военных стратегий. Поэтому процесс изменения соотношения сил и мирового порядка идет параллельно с процессом смены стратегий (как внешнеполитических, так и военных) основных субъектов МО. Первые месяцы правления Д. Трампа продемонстрировали этот процесс особенно наглядно.

Этот процесс происходит вполне объективно, прежде всего, из-за новых возможностей, которые предоставляют быстрые изменения в технологиях. Прежде всего, речь идет, конечно, о стратегиях применения ЯО и стратегического неядерного оружия (ВТО, РСЗО, кибернетического и т.д.).

Эти новые возможности создают условия для того, чтобы разрабатывались практические планы применения ЯО. «Виртуализация» в политике и военной области привела к тому, что война – ядерная и обычная – постепенно становится декларируемой нормой в политическом планировании. Особенно тех западных стран, которые никакого отношения к ядерному планированию и использованию ЯО не имеют. Например, лимитрофов Прибалтики, Польши или Румынии.

С другой стороны, прежде всего, в США, отчетливо просматриваются попытки максимально легализовать применение ЯО на чужой территории.

Так, например, иллюстрацией таких изменений стала дискуссия о применении / неприменении ядерного оружия, которая развернулась в современный период обострения ВПО по вполне понятным причинам. В частности, как следует из заявления американского представителя по контролю над вооружениями М. Биллингсли, «ядерная доктрина РФ якобы носит провокационный характер и предусматривает применение подобных вооружений». «Я несколько раз сидел за переговорным столом с представителями российского Генштаба, их мнение значительно ухудшилось по этому вопросу»[8]. В ходе последней дискуссии они отмечали, что законы военного конфликта, особенно концепция соразмерности, не касается ядерных вооружений.

Спецпредставитель утверждал, что российские военные планы по вторжению на территорию НАТО предусматривают нанесение удара и капитуляцию альянса без ответных действий. «Но мы предупреждали, что любое применение ядерного оружия – с помощью межконтинентальной баллистической ракеты или артиллерии – будет иметь стратегические последствия», – добавил он. «Исходя из этого, а также по причине проектов «Посейдон» и «Буревестник», которые не затронуты никакими рамками ядерного сдерживания,  мы отказались подтвердить совместное заявление Михаила Горбачева [и президента США Рональда Рейгана 1985 года] о том, что в ядерной войне не может быть победителей, и она никогда не должна быть развязана, – сказал Биллингсли. Российская сторона неоднократно просила нас это сделать [в двустороннем формате], так и в рамках стран ядерной «пятерки». «Ни один будущий президент [США] не должен такое подписывать. А если сделает такое, то должен понести наказание», – считает М. Биллингсли.

Российская сторона ранее неоднократно отмечала, что действия США по модернизации вооружений снижают порог применения ядерного оружия. Так, официальный представитель МИД РФ М. Захарова заявила, что США стремятся к приданию своим ядерным силам новых возможностей, тем самым повышая вероятность их применения. 2 июня 2020 года президент РФ Владимир Путин утвердил основы государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания. Подписанный документ заменяет аналогичный, принятый 10 лет назад и действовавший до 2020 года. Новый нормативный акт подтверждает, что политика Москвы в этой области носит оборонительный характер, один из главных принципов – соблюдение международных обязательств в области контроля над вооружениями.

Между тем, объективно, развитие современных ВВСТ неизбежно ведет к снижению ядерного порога и увеличению риска использования военной силы. Особенно при помощи роботизированных систем, в которых не задействован напрямую человеческий фактор. Масштабы такого применения уже огромны. Они были заметны еще 5 лет тому назад Так, по оценкам ООН,  в 2020 году по меньшей мере 102 страны имели на вооружении БПЛА, а более 40 – ударных БПЛА. Более того, по этим оценкам,  уже 11 государств в 2020 году использовали ударные БПЛА, а 20 негосударственных акторов получили их в свое распоряжение[9].

В этой связи обращает на себя внимание появление многочисленных концепций, в которых интегрируются возможности замещения ЯО новейшими интегрированными силами и средствами, которе действуют во всех сферах – от космоса до поверхности земли:

– обработки больших баз информации и применения автоматически искусственного интеллекта в целях сокращения времени принятия решений;

– интеграции средств разведки, связи и управления;

– интеграции средств ВТО с указанными выше системами в целях автоматического поражения целей в глобальном масштабе.

По сути дела появляется реальная альтернатива ЯО одновременно во всех средах. Сказанное свидетельствует о том, что военная сила США приобретает новое качество – практически мгновенного нанесения удара ВТО в любом регионе планеты, способного заменить применение ЯО, а внешняя политика страны приобретает новое качество, а именно, – эффективного силового политико-психологического средства в глобальном масштабе. На это направлен, в частности американский проект «Конвергенция» (Project Convergence), который ещё в 2020 году стал понемногу обрастать деталями. С помощью данного «тренажёра» США намерены отладить схему уничтожения целей по всему миру за рекордно короткие периоды времени[10]. Итоги манёвров позволили представителям командования будущего (Army Futures Command) заявить об усовершенствовании системы поиска и уничтожения целей врага. Если ранее, по словам специалистов, уходило на пеленг и выстрел 20 минут времени, то сейчас всё это требует не более 20 секунд. «Время уже само по себе превращается в оружие», − к такому выводу пришли американцы. В проведении Project Convergence задача военных была в проверке технических возможностей трансформации техники и вооружения для перехода в новое качество. Осенние манёвры 2020 года стали стартом переподготовки большого масштаба в Сухопутных войсках США. Американские силовики отрабатывали десятки возможных сценариев с применением разных типов оборудования и оружия, в числе которых значатся и системы с использованием ИИ. В целом, за период учений было произведено 350 вышеописанных тренировочных боев.

Сохранение ЯО и его приоритетное развитие при Д. Трампе неизбежно будет увязываться с принципиальной стратегией правящей элиты США, где ЯО служит гарантией невоенного вмешательства и трансформации политических реалий России. Если прежняя политика глобалистов-либералов - «Виртуализация» военно-силовой политики – была нацелена на принудительное изменение национальной идентичности оппонента в нужном направлении, его отказа в конечном счёте от национальных интересов, т. е. достижения над ним абсолютной победы, когда правящая элита и общество уже не хотят и не могут сопротивляться внешнему влиянию, то нынешняя политика республиканцев будет жестким противопоставлением национальных интересов США и России.

Но и там, и здесь, будет нужна политическая победа. Такая победа, как известно, наиболее полная и долгосрочная по своим последствиям, если она разрушает политическую идентичность и национальную самоидентификацию России. И здесь не должно быть иллюзий, аналогичных горбачёвско-ельцинским.  Она не предполагает ни политических, ни, тем более, идеологических компромиссов. Она фундаментально меняет общество и нацию, как это произошло во многих странах на постсоветском пространстве и в самой России. Настолько радикально, что превращает людей в своих антиподов в относительно короткие промежутки времени.

Так произошло, например, на Украине, а до этого в Чечне. Это произошло не только с чеченцами, но и с украинцами, казахами, даже белорусами и …даже русскими, которые стали ненавидеть свой народ уже по политическим или даже меркантильно-бытовым мотивам.

ЯО должно обеспечить и даже гарантировать невозможность военного ответа России на не военные акции.Идет процесс тщательной «денационализации» правящей элиты и общества, в котором активная прозападно-либеральная часть правящей элиты усиленно внедряет чужую систему ценностей. В том числе и официально. Парадоксально, но для этого нередко используются политико-административные и финансовые инструменты даже российских государственных институтов, как, например, когда сторонники этой точки (повторю, антинациональной точки зрения) занимают ответственные посты в системе принятия решений в области науки и образования. В самой яркой, даже дикой форме, это проявлялось в 90-х годах в период чеченских кампаний по отношению к русскому народу даже в центре Москвы. Но во многом сохранилось даже и до настоящего времени.

Это означает, что в системе нарастающего цивилизационного противоборства в мире в России есть во власти влиятельные противники государства и нации, которые неизбежно и постоянно будут влиять на эффективность такого противоборства. Именно поэтому, прежде всего, необходимо внести ясность в те требования, которым должны отвечать представители правящей элиты России с точки зрения их политической позиции. Это невозможно сделать до тех пор, пока не будет дана политическая оценка политике М. Горбачева и Б. Ельцина и их окружения, всех тех, кто способствовал развалу и деградации СССР и России. Эта политическая оценка – ориентир для всей нынешней элиты, те рамки, которым она должна следовать. Отсутствие этой оценки сегодня ведет к тому, что последователи преступной политики продолжают, в том числе официально, свою деятельность, которая обесценивает любые усилия по противодействию военно-силовому давлению на Россию.

Таким образом, происходит открытая враждебная «виртуализация» МО по отношению к России, которую превращают в страну-изгоя, в отношении которой допустимы самые крайние меры, изначально поощряются любые силовые акции, включая бесчеловечные, как, например, уничтожение протестующих в «доме профсоюзов» в Одессе. Эта политика сознательно ведется с самых первых лет уничтожения стран Социалистического содружества и союзников СССР по ОВД – от Румынии и ГДР до Ирака и Ливии. Компромисс в ней невозможен потому, что изначально предполагается уничтожение нации – её депопуляция, раздел территории и уничтожение национальной самоидентификации.

Автор: А.И. Подберезкин