«Из всей теории военного искусства нужно выделить курс наивысшего обобщения. Этот курс составит то, что генерал Леер называет стратегией, как философия военного искусства»[1]

Н.Н. Головин[2]

Специальная военная операция (СВО) ежедневно ставит новые проблемы относительно избранной стратегии России, прежде всего, в области целеполагания, когда заявленные В.В.Путиным «демилитаризация и денацификация» уже требуют конкретизации. Но не только. Очевидны и масштабы участия России в СВО, которые постепенно переросли уровень регионального конфликта и затраты национальных ресурсов. Утвержденная в 2021 году СНБ РФ, предполагала, что одновременно будут решаться две стратегические задачи – обеспечение безопасности и национального развития,- которые в условиях СВО требуют соответствующего обеспечения национальными ресурсами (в частности, бюджета) в соотношении 40 к 60 в пользу развития, причем доля государственных расходов на обеспечение безопасности в условиях санкций и работы ОПК объективно сокращает «долю развития», что объективно ведет к стагфляции. Примечательно, что доходы России делятся примерно также – 40 % от экспорта углеводородов и сырья и 60% от собственной экономической деятельности, причём, если первое основательно подорвано санкциями, то второе ставкой рефинансирования Центробанка.

Это означает, что рост доходов невозможен при сохранении нынешней модели СВО. Это означает, что к лету 2025 года предстоит неизбежный выбор в пользу одного из приоритетов – продолжения СВО, которое потребует перехода от действующей модели к мобилизационной,- либо завершения СВО (заключения соглашения о мире).

Выбор в пользу одного из приоритетов неизбежно отразится на всем комплексе внутриполитических проблем – от экономики и финансов до идеологии и взаимоотношения внутри основных социальных групп и правящих элит. Кроме того, это будет выбор политический в пользу развития и обеспечения безопасности преимущественно силовыми военными или силовыми не военными силами и средствами, в том числе и в области собственно внутриполитического и социально-экономического развития.

Иначе говоря, вновь возникает вопрос о национальной стратегии, от публичного решения которого не уйти. Также как невозможно было уйти от него после февральской революции 1917 года, когда основные политические силы выступили за «войну до победного конца», а большевики – за Брестский мир. В конечном счете это определило победителя осенью того же года. Во многом именно из-за трезвой оценки большевиками ресурсов и внутриполитических возможностей России.

Поэтому определение сути современной стратегии России (и отношения к СВО) имеет не столько военное и даже внешнеполитическое значение, сколько внутриполитическое значение. В этом смысле определение выдающегося российского военного теоретика А.Е. Снесарева стратегии как «высшего учения о войне» - очевидно слишком узкое, особенно в современных условиях. Оно изначально ограничивает стратегию только военной областью, хотя даже прежде, в человеческой истории, стратегия выходила далеко за рамки только собственно военного применения.

Понимание стратегии, как «философии военного искусства» - наиболее точная характеристика стратегии, вытекающая из системного восприятия политической стратегии наций и их институтов - государств. Страте́гия (др.-греч. στρατηγία – искусство полководца) – зд.: общий, не детализированный план[3],  охватывающий относительно длительный период времени, способ достижения сложной цели. Задачей стратегии является максимально эффективное использование (или отказ от использования) наличных ресурсов для достижения основной цели. Стратегия, как способ (набор способов и приемов) наиболее эффективных действий, становится особенно необходимой в ситуации, когда для прямого и быстрого достижения основной цели недостаточно наличных национальных и коалиционных ресурсов. Именно такое понимание стратегии требуется в России в 2025 году.

В этой связи требуется оговорка, что стратегий – много, даже сколько угодно: стратегия государства, нации, правительства, человека, корпорации, но в целом это – искусство и наука точного целеполагания, распределения ресурсов и наиболее эффективного использования всех ресурсов для достижения поставленных целей, хотя таких определений «стратегия» десятки. И России требуется разработать, как минимум, несколько отдельных стратегий, объединенных в общую, национальную, имеющую единую цель для военных, ОПК, учителей и СМИ.  Чего сегодня нет, что очень хорошо видно на понимании целей СВО Центробанком, Минобороны, ОПК и СМИ. Причём, в деталях. Так, простая стратегия применения стрелкового оружия привела в 60-е годы к массовому внедрению снайперских винтовок, в частности, СВД. Это был шаг в сторону от догм[4] в рамках общей стратегии.

В нашем случае мы рассматриваем стратегию государства, точнее, - стратегию современного российского государства, которая вытекает (в самом общем плане) из национальной стратегии,  состоящей из политической, финансово-экономической, социально-политической, военной и иных стратегий. Иными словами, собственно военная стратегия – только часть национальной стратегии России.  В том числе внешнеполитической. У отдельных субъектов России не может быть собственной внешнеполитической стратегии. И отдельных партнеров.

В то же самое время разработка и выбор новой национальной стратегии России в 2025 году потребует максимально полного учета всех факторов, формирующих мировую военно-политическую обстановку (ВПО, в том числе и не самых значимых, которые прежде не учитывались.

Например,  решения о вхождении Финляндии в НАТО и увеличении военных расходов до 3% ВВП к 2029 году[5], как и строительство центров НАТО на территории республики и другие решения, принимались, исходя из смены всего политического курса Финляндии, т.е. были следствием смены всей послевоенной политической стратегии государства, причём не только внешнеполитической, но и внутриполитической.  Надо признать, что подобная смена послевоенных стратегий государств произошла во многих странах Европы, хотя последние десятилетия не давали сколько-нибудь веских оснований для этого, как и развернутой системной кампании русофобии в странах ЕС. В итоге финансово-экономическая помощь Украине со стороны неучтенных факторов – малых стран и отдельных акторов – привела к недооценке масштабов усилий объединенного Запада. Так, например, финансовая помощь не-членов НАТО (Австралии и Японии, например) исчисляется миллиардами, а отдельных граждан и институтов – сопоставима с помощью государств.

При выборе новой стратегии потребуется изменение нормативных документов, в частности,  Стратегия национальной безопасности, новый вариант которой утвержден президентом страны в июле 2021 года указом №400, в качестве главного документа стратегического планирования. Его производными, как известно, становятся Концепция внешней политики, Военная доктрина и пр. частные нормативные документы.[6]. Это «набор» не готов к условиям СВО, а организационно-бюрократические вопросы в области государственного, военного и финансово-экономического управления не ориентированы на задачи СВО до настоящего времени.

НО изначально необходимо вновь переоценить национальные приоритеты – безопасности и развития,- которые изменились существенно с 2021 года. В определенном случае примером могут послужить США. В Соединенных Штатах существует практически практика, когда президентом объявляется Стратегия национальной безопасности, из которой вытекает Оборонная стратегия и Ядерная Стратегия, а также другие документы. Наравне с этим практически могут существовать другие нормативные документы администрации и отдельных ведомств в США. Пока что Д. Трамп не спешит обнародовать свою СНБ, но например, такую оценку,  уже дало в марте 2025 года Разведывательное Сообщество США в своем документе : «Стратегический обзор политики США в отношении России.[7] Его положения можно рассмотреть конкретнее, учитывая, что это пока что первый нормативный публичный документ самого высокого уровня.

На втором, военном уровне, в начале марта 2025 года Минобороны США сделало свой доклад о стратегии США, который делал отчетливый акцент на опасности со стороны Китая: «Вопросы сдерживания Китая от захвата Тайваня являются для американской армии основными приоритетами». В докладе  ясно сформулирована главную цель в отношении Китая -  «Китай — единственная постоянная угроза для министерства. Недопущение того, чтобы захват Тайваня Китаем стал свершившимся фактом, при одновременной защите США — единственный сценарий для министерства»[8], — указал министр обороны США Хегсет.

Китай — единственная угроза,  а отрицание факта захвата Тайваня Китаем — при одновременной защите территории США — единственный сценарий, который Департамент может себе позволить», — подчеркнул министр. Его концепция планирования сил — это концепция того, как именно Пентагон будет создавать и снабжать ресурсами вооруженные силы для отражения предполагаемых угроз. Она будет учитывать конфликт только с Пекином при планировании непредвиденных обстоятельств для крупной войны сил,  оставляя угрозу со стороны Москвы в основном для европейских союзников[9].

Иными словами, можно констатировать, что приоритет Китая и изменение отношения к приоритету военного противоборства с Россией, - важнейшее отличие в стратегии Д. Трампа от стратегии Дж. Байдена.  В то время как в Стратегии национальной обороны  администрации Байдена на 2022 год подчеркивалась «роль альянсов в противодействии российской агрессии», и «взаимовыгодные альянсы и союзники… назывались нашим величайшим глобальным стратегическим преимуществом», во временных руководящих принципах  Минобороны США при новой администрации говорится, что НАТО должно взять на себя «гораздо большее» разделение бремени, поскольку США не захотят предоставлять силы,  приоритеты которых сосредоточены в других местах. Это объясняет очень многое в позиции США в отношении НАТО и ВСУ.

Надо признать, что подобные изменения в приоритетах стали просматриваться уже в стратегии Дж. Байдена в начале 2024 года, что свидетельствует в целом о двухпартийном подходе к приоритетам безопасности, НАТО и союзникам[10]. Эволюция стратегии США и НАТО в 2024-2025 годах была вполне определенно направлена на «освобождение США» от излишних обязательств и снижения рисков и ответственности США[11]:

- политических и военных рисков ведения войны в Европе;

- издержек на войну на Украине;

- перенос активности ВС США на Индо-Тихоокеанский регион и Ближний и Средний Восток

Руководство было предоставлено комитетам по национальной безопасности Конгресса, где республиканцы и демократы описали его как запутанное, согласно помощнику Конгресса, который ознакомился с документом. Оно призывает к отказу от присутствия в большинстве стран мира, включая Ближний Восток (поэтому администрация сосредоточилась на демонстрации огневой мощи и сдерживания против хуситов в Йемене и давлении на Иран).

Философия США выражена в мысли о том, что «Существует напряжение между - „Мы хотим американской мощи и военного доминирования в мире, и мы хотим быть везде, но также нигде“», — сказал источник, выступая на условиях анонимности для обсуждения конфиденциальных документов.  Временное руководство Минобороны США составляет девять страниц. Несколько отрывков в нем похожи на более длинный отчет «Heritage Foundation» (Фонда «Наследие») за 2024 год , некоторые из них почти идентичны, согласно анализу обоих документов, проведенному «The Washington Post», причём один из соавторов отчета «Heritage» - Александр Велес-Грин, - в начале 2025 года временно исполнял обязанности главного политического должностного лица Пентагона[12].

В отношении России Разведсообщество США в начале 2025 года было едино и вполне конкретно: Россия рассматривает продолжающуюся войну на Украине как опосредованный конфликт с Западом, и ее цель восстановить силу и безопасность России в ближнем зарубежье против предполагаемого вторжения США и Запада увеличивает риски непреднамеренной эскалации в отношениях между Россией и НАТО.

Именно опасность военных рисков  между Россией и США – главный мотив новой администрации в отношении конфликта на Украине. Возникшая в результате этого повышенная и продолжительная военно-политическая напряженность между Москвой и Вашингтоном в сочетании с растущей уверенностью России в своем превосходстве на поле боя и оборонно-промышленной базе, а также повышенным риском ядерной войны создают как неотложные задачи для усилий США по приемлемому завершению войны. Оценка была следующая: «Независимо от того, как и когда закончится война на Украине, нынешние геополитические, экономические, военные и внутриполитические тенденции в России подчеркивают ее устойчивость и сохраняющуюся потенциальную угрозу мощи, присутствию и глобальным интересам США». В США признают, что несмотря на огромные военные и экономические издержки в войне с Украиной, Россия доказала свою способность приспосабливаться и жизнестойкость, отчасти благодаря растущей поддержке Китая, Ирана и Северной Кореи. Президент Владимир Путин, похоже, полон решимости и готов заплатить очень высокую цену за победу в том, что он считает решающим моментом в стратегическом соперничестве России с Соединенными Штатами, мировой историей и своим личным наследием.

Россия продемонстрировала, что может справиться со значительными экономическими трудностями, возникающими в результате продолжающейся войны, навязывания Западом дополнительных расходов, а также высокой инфляции и процентных ставок, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, используя финансовые средства и способы импортозамещения, поддерживая низкий уровень долга и продолжая инвестировать в оборонно-промышленную базу. Экономика России остается четвертой по величине в мире (по объему ВВП по паритету покупательной способности).

Значительные потери России в сухопутных войсках в ходе войны практически не подорвали стратегические основы ее экономики. военная мощь, включая ее разнообразные и мощные средства ядерного сдерживания и асимметричные возможности, особенно в противокосмической и подводной войне. Военно-воздушные и военно-морские силы России остаются нетронутыми, причем первые являются более современными и боеспособными, чем в начале вторжения. Россия разрабатывает растущий арсенал обычных вооружений, таких как ударные средства театра военных действий, для нанесения ударов по территории Страны и развернутым силам и средствам за рубежом, а также для того, чтобы подвергать риску союзников США во время кризисов и военного времени. Передовое оружие массового уничтожения и космические программы России угрожают вооруженным силам США и ключевым преимущества ведения боевых действий.

Россия по-прежнему сможет использовать антиамериканскую дипломатию, энергетическую тактику принуждения, дезинформацию, шпионаж, операции влияния, военное запугивание, кибератаки и инструменты "серой зоны", чтобы попытаться конкурировать ниже уровня вооруженного конфликта и использовать возможности для продвижения российских интересов.

Война на Украине преподнесла Москве множество уроков относительно борьбы с западным оружием и разведданными в условиях крупномасштабной войны. Этот опыт, вероятно, бросит вызов будущей обороне США. планирование, в том числе против других противников, с которыми Москва делится извлеченными уроками.

С точки зрения влияния на МО, американские эксперты отмечают, например, что «с 2018 года число российских частных военных подрядчиков или наемников, таких как "Группа Вагнера", увеличилось по всей Африке. Москва использует эти группировки для развития отношений с африканскими партнерами и расширения своего присутствия на глобальном уровне. Наемники также служат важным источником дохода для Кремля. В новом отчете RAND рассматривается, как изменилось российское вооруженное присутствие в Африке за последние годы, какие виды деятельности осуществляют российские наемники и какое влияние эти группировки оказывают на правительства, экономику и гражданское население африканских стран. В целом, анализ показывает рост насилия, нарушений прав человека и негативных общественных настроений в отношении российских наемников в Африке. “Вместо того, чтобы решать проблемы безопасности и наращивать обороноспособность стран, в которых они действуют, - пишут авторы, - российские наемники стремятся использовать отсутствие безопасности и наживаться на нем”. В результате ситуация с безопасностью в странах, где работают эти группы, ухудшается».

Принципиальный подход США к России не изменился, но изменилась оценка войны на Украине, где военные риску стали перевешивать политические дивиденды.  Признанный авторитет в области стратегического планирования в США Дж. Фридман признает, что заявленные цели на Украине недостижимы, а продолжение войны означает только продолжение организованного убийства: «В 1970-х годах США вели бесконечные переговоры с Северным Вьетнамом по поводу войны, в которой, как они давно знали, им не победить. Я думаю, США извлекли из этого урок, что дипломатическая гордость не стоит человеческих жертв. Россия не может оккупировать Украину, Украина не может вытеснить русских, и участники переговоров должны это признать. … Те, кто хочет, чтобы война продолжалась, если не будут выполнены их условия, блефуют с проигранным флешем. Война закончилась, если не считать убийств»[13].

Автор: А.И. Подберезкин