Новый миропорядок формируется при нарастающем противоборстве двух тенденций: проамериканской глобализации, доминирующей в настоящее время в мире, и тенденции укрепления национальной и государственной самодостаточности (автаркии), означаюшей реальный суверенитет. Новый миропорядок и системы безопасности могут строиться либо на фундаменте глобализации, как происходит пока что в мире, либо на основе национальной и государственной самодостаточности, означающей суверенитет.

Суверенитет государства и нации это, в конечном счете, способность обеспечивать самостоятельно важнейшие условия национального развития, включая, прежде всего, защиту национальных интересов и ценностей. Не трудно обнаружить разницу в трактовке понятия «суверенитет», которая стала особенно актуальной и принципиальной в XXI веке:

Суверенитет – в традиционной современной трактовке, сложившейся под влиянием западной политологии,  это государственный суверенитет, который рассматривается, прежде всего, как некая политическая независимость и полная самостоятельность во внешних и внутренних делах государств, а  национальный суверенитет – как политическое полновластие нации, её политическая свобода, обладание реальной возможностью определять характер своей национальной жизни, включая, способность политически самоопределяться вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.

Очевидно, что политические «демократические признаки» суверенитета стали доминирующими, а так как их определение стало, в конечном счете правом представителей государств-лидеров глобализации[1], то и решать кто из них будет демократическим и суверенным стали к концу ХХ века страны – лидеры глобализации.

В современных реалиях суверенитет это, прежде всего, самодостаточность в основных областях жизнедеятельности нации и государства, способность самостоятельно максимально обеспечить защиту национальных интересов и системы ценностей.

Очевидно, что критерии суверенитета в данном случае разные. Так, самодостачность Китая в решающей степени гарантирует его суверенитет – не только государственный, но и национальный[2].  Самодостаточность и суверенитет Китая – это, прежде всего, его способность защищать свои национальные интересы и ценности самостоятельно, причём в абсолютном большинстве областей – от науки, культуры и образования до финансов и космоса.

Даже Иран и КНДР с этой точки зрения обладают большим суверенитетом, чем большинство развитых государств Запада, чья зависимость - политическая, военная и экономическая – стала очевидной в результате развития СВО.

Пример с Россией, которая решилась, в конечном счете на прямой конфликт с глобальным Западом[3], очень показателен. В 2022-2025 годы в стране наблюдался процесс ускоренного увеличения доли автаркии (самодостаточности) во всех областях – от образования и науки до ОПК и внешней политики. По сути дела, Россия в эти годы ускоренно возвращала себе национальный и государственный суверенитет, добровольно отданный в 90-е годы глобальному Западу. Именно эта особенность противоборства в максимальной степени стала неприемлемой Западу, который увидел в политике России, прежде всего, пример возвращения суверенитета.

Сторонники западной глобализации со второй половины ХХ века усиленно внедряли в общественное сознание, международное право и нормы представление о суверенитете, как о политической характеристике государства и общества, которая предопределяется некими демократическими нормами и правилами представителей стран-лидеров глобализации. В представлении многих к началу нового века «суверенными государствами» стали только те государства, которые вошли в число избранных «демократических» государств-участников мировых глобальных процессов. В этом смысле международные конференция «за демократию», организованные Дж. Байденом, стали одним из многочисленных примеров того, как искусственно определяется степень «демократичности» и «суверенности» государств лидерами глобализации.

Такие сознательно внедренные представления Западом, в конечном счете, превратили многие государства, которые не вошли в число государств-участников глобализации, не только в не демократические, но и не суверенные, не отвечающие требованиям и нормам «суверенных демократий». Этот процесс, естественно, непосредственно влиял на формирование современного миропорядка, в котором не оставалось места для «не демократических» (большей частью суверенных) государств. Против таких стран выстраивалась вся система силового принуждения – от санкций до организации мятежей и «цветных революций». Очень характерный пример – Ливия и организованные беспорядки в странах Африки и Ближнего Востока,- которые внешне выступали как борьба за демократию, а, на самом деле, являлись инструментами ликвидации остатков самодостаточности и суверенитета.

Изначально на Западе создавался культ глобализации и неприятие атрибутов самодостаточности – автаркии,- которая рассматривалась как архаичная экономика и примитивный традиционализм.  Как правило, до недавнего времени, ещё каких-нибудь 10–15 лет тому назад, процессы автаркии сознательно находились вне зоны внимания политиков потому, что «мейнстрим», глобализация, превращал бы их сторонников в политических аутсайдеров и изгоев. Более того, политических маргиналов, хотя аргументы тех, кто доказывал целесообразность этого процесса (хотя бы в минимальных масштабах) были убедительными. Примеры КНДР, Ирана и других стран-изгоев были теми жупелами, которые активно использовались против таких политиков.

Целые научные школы с конца 80-х годов создавались специально для продвижения норм глобализации. Нередко наиболее творческие находки, например, приоритет развития потенциала человеческой личности («человеческий капитал», искажался посредством создания ложных или искаженных критериев, в частности индекса развития человеческого капитала (ИРЧК-ИЧР), не учитывающего национальные особенности и государственный суверенитет[4].

Ситуация стала меняться во втором десятилетии XXI века по мере деформации идей глобализма, с одной стороны, и усиления очевидных правоцентристских симпатий, – с другой. Произошло смыкание экономической целесообразности и опасений силового давления со стороны глобальных структур с национальными и правыми идеями[5]. На практике это привело к усилению хаотизации и фактическому отказу от доминирования проамериканской глобализации в целом ряде стран (но далеко не всех,- надо подчеркнуть). Так, можно согласиться, например, с замечанием Д. Пескова о том, что «В 2020 году мир фактически обнулился. И сейчас одновременно реализуются четыре сценария развития», – считает,специальный представитель президента Д. Песков.

Он приводит в качестве примера несколько возможных сценариев развития миропорядка, которые не являются бесспорными, но иллюстрируют многообразие возможных путей развития миропорядка в XXI веке. По мнению Д. Пескова, это «Сценарий, который мы назвали «Новый левый национализм», – это лозунги «отнять и поделить», равенства и примата национальной экономики. «America first», «India makes», «Китай превыше всего» и так далее».

Далее он приводит пример «Сценарий построения «Зеленого посткапитализма» подразумевает уход от модели прямого зарабатывания денег и внимание к экологии, углеродный след».

Еще один сценарий – «Островизация», разделение крупных техноэкономических блоков.

И последний, пожалуй, самый интересный – «Период полураспада», когда мы входим в период распада международных институтов. Наиболее вероятный сценарий в ближайшие годы, по мнению Д.Пескова,-  «Островизация»[6].

На мой взгляд, наиболее вероятный (даже единственный) сценарий развития миропорядка это первый сценарий, основанный на доминировании национальных интересов и ценностей, самодостаточности и укрепления суверенитета. В 2025 году, очевидно, что по этому сценарию развиваются не только США (Д. Трампа) и Китай[7], но и Россия, и Индия, и многие другие страны, а не только КНДР и Иран. Предпочтительный сценарий Д. Пескова – искусственный сценарий, который не получит своего развития именно потому, что он не будет соответствовать национальным и государственным интересам.

Практически гарантированно – сворачивание глобализма и конец глобальной системы безопасности XX века, которую пока что обеспечивают США. Перезагрузка глобальных технологических рынков, национализация тех стандартов, релокализация производства критических товаров. То есть страны, все крупные техноэкономические блоки захотят производить еду, лекарства и все остальное на своей территории. Это то, что происходит прямо сейчас. Причём, СВО стал мощным катализатором этих процессов, заставляя (часто против воли исполнителей) принимать ускоренно те или иные решения. Создание по сути целых новых отраслей ОПК – БПЛА, БЭК, РЭБ, связь и космос, формирование нового поколения исполнителей.

Что нам предстоит?  Возвращение, прежде всего, научного и технологический суверенитета – это реализация части нашего сценария про то, как построить собственный «самодостаточный остров», на котором мы главные,  мы принимаем решения, мы за них отвечаем. Это главная история на ближайшие 10-15 лет для нас, а еще для таких стран, как США, Китай, возможно – для Индии.

На сегодняшний день считается, что перед Россией на пути к достижению культурного, политико-идеологического и технологического суверенитета стоит несколько основных вызовов: ответ на «зеленую» повестку, создание собственного техноэкономического блока, экспортного пакета продукции сельского хозяйства, нового поколения транспортных логистических коридоров между Россией и странами Азии, экспорт глобальной безопасности и решение проблемы человеческого капитала[8].

Но, на самом деле, главная задача это обеспечение культурно-идеологической самодостаточности, которая сознательно уничтожалась либералами-западниками последние десятилетия. Без решения этой задачи (и смежных задач в науке и образовании, здравоохранении и воспитании) решить задачи экономического и технологического, а также финансового суверенитета невозможно.

В настоящее время, преимущественно из-за самой запущенной с советских времен области, стоит задача обеспечения научно-технологического суверенитета. В СССР создавали новое качество экономики и общества, на основе научных, качественно новых, фундаментальных изменений, которые затем превращались в технологические достижения. Без опережающего развития фундаментальной науки невозможны технологические прорывы. Эта банальная истина сознательно искажалась с 80-х годов в СССР и привела в итоге к тому, что в соревновании по 22-25 основным направлениям НТП, где СССР лидировал или был «на равных» в половине, мы в 90- годы «подарили» Западу практически все направления лидерства. СВО, кстати, полностью подтвердила тот факт, что самодостаточность российского ОПК обеспечена советскими достижениями в науке и технологиях[9].

В настоящее время акцент делается на технологическом отставании (которое по большому счету непреодолимо, если не будет возвращено лидерств в важнейших научных направлениях). Сегодня, по мнению многих, технологический суверенитет должен решать простые задачи:

- обеспечивать безопасность,

- получать энергию,

- продовольственную независимость,

- товары первой необходимости,

- транспортную связность, производство информации, доступ к средствам производства.

Но по большому счету это – тактические задачи, которые должны быть решены при «возращении лидерства» в научных областях, определяющих сегодня НТП. Должен быть выделен уровень фундаментальных направлений в науке и  технологий, которые позволяют создавать качественно новые продукты, с помощью цифровых двойников, новых материалов, процессоров, сенсоров и прочее. Над всем этим появляется класс того, что мы умеем хуже всего. Это технологи управления сложностью. Ну и только на самом верху – когнитивные технологии.

Автор: А.И. Подберезкин