В контроле над  военной эскалацией Западу может оказать реальное содействие то обстоятельство, что отличие «переходного периода» от других периодов в развитии военно-политической обстановки в мире (накануне Первой мировой и Второй мировой войн, в годы холодной войны и «однополярного мира») заключается в том, что это своего рода «точка бифуркации»[1], когда происходит чрезвычайно быстрая и качественная смена политических, военных и моральных представлений о возможностях применения военной силы и смена поколений ВВСТ и, как следствие, способов их использования. Такой «технический» результат вновь поставил не новый классический вопрос[2]  о соотношении основных понятий «война» и «политика», который, как тогда казалось многим в 80-е годы прошлого века, был решен достаточно определённо в пользу «бессмысленности применения военной силы», чему были посвящены в те годы тысячи работ. Модная в те годы мысль о том, что «военная сила потеряла своё значение», повторялась многократно и на всякие лады самыми разными политологами, которые забывали, что она была справедлива при определенных условиях, которые, как говорил Бэзил Лиддл Гарт, «непрерывно меняются».

Приобретение военно-технологическое превосходства США в такой стратегии рассматривается в качестве обязательного условия её эффективности. Не случайно во всех официальных документах именно эти два принципа — военно-технологическое превосходство и сохранение «широкого союза» считаются основами американской внешней политики в мире.

Эти изменения создают иллюзию (а, может быть, отчасти, даже и реальность) того, что с помощью прямого, физического, применения военной силы можно решить накопившиеся международные проблемы — быстро и радикально, но, главное, относительно безопасно для нападающей стороны. Например, в отдельном регионе — Ближнем и Среднем Востоке, и даже Европе. Как это было в Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии и Сирии, когда собственно физические и материальные потери США и их сателлитов были сведены к минимуму использованием подавляющего превосходства в воздушно-космических силах и применении ВТО.

Военная политика США в новом столетии именно вследствие такого перехода стала ясно ориентироваться на возможность глобального и прямого использования военной силы против самого широкого круга государств, включая «технологически развитых и обладающих военной мощью»[3].

«Старт» этому процессу был положен с самого исчезновения ОВД и СССР в начале 90-х годов, которое означало радикальное изменение в соотношении военных сил. Так, появление и быстрое развитие качественно нового состояния ВПО в этом направлении привело к первой послевоенной бомбардировке европейского государства — Югославии, — обеспечило победу в Афганистане США за 2 месяца, а в Ираке и в Ливии — за 1 месяц. С точки зрения развития стратегической обстановки (СО) в мире, у США не осталось даже потенциальных противников: Китай сможет стать таковым только через 10–15 лет, да и только на удаленном от США ТВД, где и ему можно будет противопоставить Японию, Республику Корею и другие страны (и своего рода коалицию мини-НАТО). Исключение составляет Россия, которая (как показала спецоперация на Украине) способна оказать сопротивление не только на самых «верхних уровнях эскалации». В частности, не только примеры (Осетия, Украина, Сирия) свидетельствуют о её эффективной способности противоборства в локальных конфликтах[4], но и полномасштабные операции весной 2022 года на Украине.

Эффективное использование ВКС и ВС в целом России в Сирии и на Украине фактически подтвердило эту закономерность как достаточно универсальное явление. Передислокация сил США и НАТО в Европе подтверждает этот факт. Там уже не гарантируют скорую победу на начальных этапах возможного военного конфликта, который планировали развязать на Украине под самыми разными предлогами, прежде всего, за счет украинского народа, ЧВК и разного рода «облачных противников», собранных по всему миру[5].

Бурное развитие технологий, в том числе информационных, создало на Западе иллюзию «технологического превосходства», плодами которого, стали пользоваться, прежде всего, в США. Приход к власти в США Д. Трампа намертво закрепил эту тенденцию, и до этого существовавшую десятилетия, сделав её безальтернативной, — технологическое лидерство в военной области, всегда бывшее приоритетов в политике США (даже при старой политике сохранения стратегического сдерживания), стало формально закрепленной целью внешней и военной политики[6]. Так, в концепции развития ПРО, озвученной в декабре 2018 года, стратегическое сдерживание не упоминается вообще ни разу, а ядерные силы достаточно откровенно ориентируются на нанесение первого «разоружающего» удара.

1. Дж. Байден и его союзники по НАТО добавили к этой концепции свои информационно-когнитивные и социально-культурные концепции, закрепляющие (как им кажется) «цивилизационное лидерство Запада». На деле эти концепции уже превратились в откровенную русофобскую политику, не скрывающую ненависти к народам России. Это же стало ментальным и когнитивным «обоснованием» допустимости силовой политики в отношении России.

Более того, использования против неё любых средств вооруженного насилия. Превращение Украины во враждебное России государство шло последние 30 лет, но стало стремительно усиливаться после переворота в Киеве 2014 года. За эти 8 лет продолжалась агрессия против народных республик и фактически игнорировались Минские переговоры. На территории Украины была создана военная инфраструктура (базы, пункты переподготовки, склады ВВСТ) НАТО и проведена подготовка к военной операции против России. Цель — использование ресурсов страны против суверенитета России и её развала.

2. Предложения России, сделанные в декабре 2021 года по укреплению европейской безопасности и созданию гарантий, были просто-напросто проигнорированы Западом. Таким образом, Россия встала перед фактом планируемого военного нападения, которым могло угрожать НАТО в целях усиления шантажа и силового давления. Военная операция Украины против республик ДНР и ЛНР, которая должна была начаться в конце февраля, стала бы первым этапом такого нападения. Следующими целями неизбежно стал бы Крым, Ростовская область, Краснодарский край.

3. На территории Украины планировалось разместить ударные наступательные вооружения, используя для этого созданную инфраструктуру страны, — оперативно-тактические ракеты и фронтовую авиацию, а также РСЗО большой дальности.

4. Таким образом, с точки зрения военной безопасности военная угроза для России стремительно нарастала, более того, становилась неотвратимой. Руководство РФ оказалось в ситуации, когда оно было вынуждено принимать военные меры для ликвидации этой угрозы. Поэтому главная цель специальной операции будет полная ликвидация военной инфраструктуры Украины, которая в настоящее время систематически уничтожается силами ВКС России.

5. Политика санкций Запада, отнюдь не была инициирована в феврале-марте 2022 года, более того, она не была начата даже в 2014 году, но фактически никогда не заканчивалась с советских времен — ограничения на сотрудничество и поставки технологий продолжали сохраняться все эти года, а после конфликта на Кавказе произошла их активизация.

Более того, при любом развитии отношений России с Западом эта политика санкций продолжала бы усиливаться. Её цель — ослабление конкурента и подчинение России. При этом, политика носит очевидно общий (двухпартийный для США) и коалиционный (для всех проамериканских стран) характер во всех областях — от культуры и спорта до военно-технического сотрудничества. Не зависимо от развития событий на Украине, политика санкций в отношении России только усиливалась бы.

6. Надо признать, что за независимость и безопасность придется заплатить определенную цену. В том числе и в социально-экономической области, но правительство сделает максимум для того, чтобы эта цена была как можно меньше. Уже сегодня принимаются срочные меры, чтобы минимизировать последствия таких санкций.

Надо также понимать, что на Западе прекрасно осознают негативные последствия контрмер России и будут стремиться из минимизировать, что маловероятно. Поэтому санкционная политика и её последствия будут крайне неудобны для руководства США, Франции и других стран, которые после преодоления информационного созданного психоза попытаются их минимизировать и вернуться к сотрудничеству.

Если посмотреть на политические процессы последних лет практически во всех странах, включая союзников США и Великобритании, то там с разной степенью интенсивности реализуется именно эта стратегия. Как справедливо заметили молодые российские политологи в отношении реализации этой стратегии в частных случаях на окраине и в Грузии, «Там удалось совершить переворот фактически в одну фазу: нарастало давление организованных групп, а политико-дипломатический прессинг блокировал возможность властей по силовому решению проблемы»[7].

Такая стратегия стала возможной только в результате резко изменившейся в мире стратегической обстановки в пользу западной военно-политической коалиции, когда вместо ОВД и СССР осталась ослабленная Россия с ненадежными союзниками, вынужденная восстанавливать свой суверенитет и параллельно обеспечивать безопасность в крайне неблагоприятных внешних условиях после демонстративно нанесенных Западом военных поражений Югославии, Ираку, Афганистану, Ливии и Сирии в 1999–2014 годы. «Переходный период» рассматривается как период глобального применения этой стратегии силового принуждения в том числе (и прежде всего) в отношении государств, способных оказать эффективное силовое противодействие, — Китая, России, Ирана.

Естественно, что военные и иные возможности Китая, России, Ирана и ряда других стран (потенциально, с высокой степенью вероятности, — Индии, Пакистана, Бразилии, Индонезии) превращают такую стратегию в рискованную, балансирующую на грани войны и применения вооруженных силовых средств, чего, по мере возможностей, коллективный Запад будет стремиться избежать: созданная им широкая военно-политическая коалиция резко увеличивает силовые не военные возможности, например, внешнеполитической изоляции, использования санкций и других инструментов силового принуждения, которые могут помочь избежать неконтролируемой военной эскалации.