В настоящее время существующие механизмы евразийской интеграции не могут обеспечить необходимой динамики этого процесса. Вот почему необходим поиск новых инструментов и их активизация. Важнейшим из них должен стать процесс формирования НЧК Евразии как совокупности систем ценностей, национальных и региональных интересов, превращающих этот процесс в единую идентичность. Одним из таких конкретных инструментов должно стать военно-техническое сотрудничество евразийских государств, прежде всего в области ВКО.

Расширение военно-технического сотрудничества (ВТС) предполагает, что в современный период государства достигли высокой степени политического доверия, а их национальные интересы не противоречат друг другу. Этот классический аспект ВТС всегда оставался прерогативой государства и к определенному периоду развития международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО) достиг абсолютного значения, т.е. превратился в прерогативу исключительно государства.

Вместе с тем в последние десятилетия ВТС в некоторых областях, таких, например, как ВКО, стал синонимом безопасности и даже суверенитета того или иного государства. Сотрудничество в области ВКО превратилось в политический фактор, который становится решающим уже не только для обеспечения военной безопасности, но и суверенитета страны. В ряде случаев (как, например, конфликте в Ливии или Сирии) от эффективности систем ПВО и ПРО прямо зависело сохранение политического режима и власти в стране.

В последние годы возросло значение ВТС, которое занимает существенное место, фактически охватывая большую часть торговли обрабатывающих отраслей. И эта доля все последние годы увеличивается, превращаясь в существенную часть экспортной выручки.

Вместе с тем нельзя абсолютизировать экономическое значение ВТС, которое всегда и во всех странах регулируется политическими интересами и специальными органами.

Кроме того, в последние годы ВТС превратилось во влиятельный инструмент «мягкой силы» и развития научного, образовательного и иного гуманитарного сотрудничества, чье значение пока что недооценивается. В частности, сотрудничество в области ВКО с другими странами:

– обеспечивает ограниченность использования военной силы в качестве средства обеспечения эффективного использования «мягкой силы», дает руководству государств больше самостоятельности и возможности противодействовать гуманитарной агрессии;

– содействует развитию научного, технологического и промышленного потенциала страны, развивающей ВТС, включая такие области, как образование, управление, внедрение новых технологий и т.д.;

– укрепляет долгосрочные экономические и военно-политические связи между государствами, выстраивая их на длительную и взаимообязывающую перспективу.

В конечном счете получается, что ВТС с различными государствами укрепляет международную стабильность и суверенитет тех стран, которые самостоятельно не могут защитить себя в качестве полноправных субъектов МО и ВПО. Таким образом, хотя ВТС или «торговля оружием» всегда было преимущественно внешнеполитическим, а не экономическим, а тем более социальным инструментом политики, роль такого сотрудничества в XXI веке существенно изменилась. Важное значение стала играть уже не только политическая целесообразность экономическая выгода (в т. ч. компенсация серийных продаж в интересах долгосрочных НИОКР), а приоритеты внешней политики и вытекающие из внешнеполитической стратегии, но и гуманитарные аспекты. Применительно к такой ключевой теме, как евразийская интеграция, например, это означает, что долгосрочные цели интеграции должны предопределять условия ВТС, а не наоборот. Экономическая целесообразность должна уступить место геополитическим расчетом.

ВТС между странами, как известно, предполагает не только куплю–продажу ВВТ, но и сервисное обслуживание, подготовку кадров и наличие высокого уровня политического доверия между странами. Все эти области НЧК, где пока что Россия находится более в выгодном, чем США, Китай и другие страны положении, в силу исторических и культурных связей, языка и истории.

Этот аспект ВТС нельзя недооценивать при создании евразийской ВКО потому, что по сути он является одной из эффективных форм «мягкой силы» России на всем континенте. Причем, не только по отношению к государствам-членам СНГ и ОДКБ, но и другим странам.

Отдельная тема – возможность сотрудничества по проблеме евразийской ВКО в Евразии и АТР, где, с одной стороны, приходится говорить о слабости, даже утере позиций России, а, с другой – о появившихся новых потенциальных возможностях.

Редко пока что говорят о том, что в основе многих глобальных процессов, например, региональной интеграции, лежат военно-политические представления правящих элит о необходимой системе безопасности. На самом деле, успех европейской интеграции, например, объясняется не только и не столько экономической выгодой, сколько соображениями европейских государств о необходимости создания системы обеспечения европейской безопасности. Именно ВТС в Евразии может стать основой для запуска двух механизмов евразийской интеграции.

Во-первых, создания общего евразийского пространстве безопасности, в т.ч. через укрепление суверенитетов отдельных государств и суверенности Евразии в целом. Реализация такого сценария позволит создать новое ощущение безопасности всех народов Евразии и их правящих элит, формирования на этой основе евразийской идентичности.

Во-вторых, этот механизм ВТС позволит повлиять на процесс формирования собственно правящих элит в евразийских государствах, прежде всего подготовку научных, педагогических, военных и политических кадров и их продвижение наверх по «евразийской» вертикали власти.

Пока что евразийские элиты формируются случайным и далеко не всегда совершенными механизмами, основанными как на традициях, так и на слепом копировании западных моделей. Это неизбежно ведет к их деградации, вырождению и созданию условий для усиления внешнего влияния. ВТС, как механизм формирования правящих элит, позволит не только улучшить их качество, но и уровень принятия решений, что, в свою очередь, позволит евразийским странам улучшить весь  процесс государственного управления. В частности, как справедливо отмечает А. Кутлалиев, пока в схеме формирования элит господствует принцип «рекомендатель-претендент», «на практике она практически всегда приводит к вырождению элиты»[2].

Необходима процедура многоступенчатого отбора на муниципальном … уровнях, которая обеспечивала бы сохранение элитных свойств. При этом организация такой процедуры должна быть жестко ориентирована на национальную систему ценностей и интересы. В противном случае в нее будет вмешиваться внешнее влияние, которое в конечном счете и возьмет под контроль процедуру организации выборов. Для России, например, вполне подходила бы процедура «выборщиков», т.е. отказа от прямого выбора того или иного кандидата.

Понятно, что в век высокоточного оружия и систем ВКО безопасность обеспечивается прежде всего наличием этих средств. Но важно понимать и то, что еще эффективнее, когда эти системы создаются в рамках какой-то военно-политической коалиции. Что сегодня – приходится признать – является безусловным приоритетом США и их союзников по НАТО в Евразии и АТР.

Дивизон С-400 под Москвой

Когда государства не могут (как Китай, Индия) самостоятельно создавать современные средства воздушно-космического нападения и защиты, то они вынуждены его покупать. Это относится к большинству государств, которые поставлены перед выбором приобретения таких средств у ограниченного числа государств – США, России, Франции, Германии, Израиля. Причем в комплексе средств ПРО–ПВО такие услуги могут обеспечить сегодня только США и Россия. Даже быстрое развитие Китая, Кореи и Японии пока что не позволяет отнести их к числу государств–лидеров в этой области.

Между тем идут не только процессы регионализации, но и обостряются региональные конфликты, численность и интенсивность которых уже превышает показатели ХХ века. В особенности, если речь идет о Северо-Восточной Азии и Китае, где наблюдается процесс обострения военно-политической ситуации. Именно поэтому значение ВТО и ВКО на континенте стремительно возрастает, что видно из структуры торговли оружием. Изучение взаимосвязи военно-политической ситуации на континенте, ее влияние на потенциал ВТС имеет огромное значение.

Существует несколько тенденций, которые ведут к нарастанию военно-политического противоборства в Евразии. Эксперты по-разному их оценивают, не отрицая, однако, их общей направленности. Так, ряд экспертов СВОП отмечали в декабре 2012 года: «… Это и общий курс на ренационализацию международных отношений, дестабилизация огромных регионов мира, в первую очередь «расширенного Ближнего Востока», обострение борьбы за ресурсы и территории, углубление вакуума безопасности от Ближнего и Среднего Востока до Восточной Азии. Усугубление соперничества в этих регионах, вероятно, приведет к росту там конфликтности. Большая война или серия войн на Ближнем Востоке более чем возможны. Медленно, но верно милитаризируется соревнование между двумя ведущими державами мира – США и КНР. Слабость Северной Кореи, которая рассматривает ядерное оружие в качестве единственного средства самозащиты, повышает опасность конфликта вокруг нее. Во все более сложной ситуации Япония, где по вполне понятным причинам все громче звучат голоса сторонников обретения ядерного статуса.

Наконец, опровергается и тезис о том, что с помощью применения вооруженных сил невозможно добиться политических целей. Хотя кампании в Ираке и Афганистане закончились фактическими поражениями инициаторов вторжений, в Югославии и Ливии Запад добился желаемого. В этой связи возникает справедливый вопрос о том, какие действительные цели преследовали США в Ираке и Афганистане и почему они в целом удовлетворены результатами? Ответ на этот вопрос может быть только один – стратегия дестабилизации не предполагает достижения традиционных целей – стабилизации на новом уровне.

В наибольшей степени на ренессанс военной силы работает общая дестабилизация международных отношений, прогрессирующее ослабление институтов международного, надгосударственного управления, эрозия международного права, постановка под вопрос принципа суверенитета и территориальной целостности»[3].

В этой связи обращает на себя внимание мысль известного французского эксперта, Ж.-Б. Пинателя, чье авторитетное мнение, безусловно заслуживает внимания: «… позиция Вашингтона в отношении России объясняется стратегическими представлениями американцев, основанными на геополитической теории. Как рассуждали создатели этого учения, поддержание напряженности с Москвой делает невозможным создание стратегического альянса между Европой и Россией. Подобная связка поставила бы под угрозу игру в „противника-партнёра“ с Китаем, став сама стратегическим игроком, обладающим равной, а то и превосходящей мощью»[4].

Некоторые эксперты справедливо полагают, что ближайшее десятилетие станет десятилетием реализации политических амбиций Китая. Точнее – сотрудничества США и Китая в военно-политической области. По сути намечается опасная связка, когда мир (и уж точно – Евразия) может быть «поделен» между США и Китаем. В том числе и за счет России. То, что создается качественно новая ситуация в этом регионе подтверждают, например, и российские эксперты, полагающие, что «воссоединение Кореи, локомотивом которого должен стать Сеул, послужит основой для активизации российского Дальнего Востока и Сибири[5]. В немалой степени увеличиваются вероятность и качественно новые повороты политики Китая в отношении Индии, Мьянмы, Вьетнама, Индонезии и т.д.

Сотрудничество в области ВКО, безусловно, сможет стать политической и военно-технической основой не только для развития ВТС России в Азии, но и мощным толчком для политического и экономического сотрудничества со странами региона, которое, в свою очередь, может привести к ускорению развития восточных регионов России. Причем не только к созданию транспортных коридоров и освоения сырьевых ресурсов, но и к новой волне научно-технического сотрудничества и новой индустриализации восточных регионов страны. Это объективно будет противодействовать политике США по отношению к Китаю, которая ведет к созданию «двухполюсного» мира и разделу Евразии между этими странами. «Китай стал основным „противником–партнером“ США – отмечает Ж.-Б. Пинатель. – Роль же России в восприятии американских стратегов ограничивается положением регионального возмутителя спокойствия, оправдывающего существование НАТО»[6].

С точки зрения военно-стратегической, США считают, что проблема безопасности в АТР становится для них задачей номер один. Новая американская стратегия исходит из необходимости продолжения наращивания военных расходов (с 2000 по 2011 гг. они выросли с 300 млрд долл. до 700 млрд долл.), но оптимизирует их в зависимости от приоритетов. Прежде всего в воздушно-космической области. По оценке экспертов МГИМО(У), «…предполагается сосредоточение усилий на кибервойне и использовании беспилотных летательных аппаратов (БЛА). США сократят свой ядерный арсенал, а также пересмотрят свою роль в стратегии обороны в целом»[7], сделают его более эффективным и «используемым» инструментом внешней политики.

[1] Лавров С. В. Пресс-конференция, посвященная итогам 2012 года. Цит. по: Эл. ресурс «Военное обозрение». 2013. 23 января / URL: http://topwar.ru

[2] Кутлалиев А.Х. Математический принцип выживания элит // Независимая газета. 2014. 4 марта. С. 14.