Движущей силой процесса строительства и развития Вооружённых сил (ВС) является диалектика развития военного искусства и средств вооруженной борьбы[1]...

Эксперты ЦНИИ No46 МО РФ

Динамика изменений в современных стратегиях государств зависит от множества обстоятельств. Как правило, чаще всего говорят о прямой зависимости военного искусства от новых средств вооруженной борьбы — ВВСТ — и военных технологий[2], смене внешних условий, реже — о внутриполитических изменениях. Особенно часто эта проблема возникает, когда в зарубежных странах появляются силы и условия, которые расценивают в качестве прямых «опасностей» и «угроз». Собственно, стратегическое и военное планирование начинается именно с анализа внешних «вызовов, опасностей и угроз». Их первичный анализ составляет часто ту систему исходных данных (СИД), которая лежит в основе государственного и военного планирования[3].

Именно поэтому область изучения зарубежных стратегий и новых технологий всегда являлась наиболее приоритетной при подготовке документов стратегического планирования и корректировке стратегий. Эта же проблема всегда была главной для политической и военной разведки.

Это и понятно, ведь в случае, например, появления у границ новых ВВСТ и концепций их применения (таких, как «передового базирования», «не допуска в зону обороны», размещения ТЯО и т.д.) возникает неизбежно вопрос о том, как реагировать (иногда, но реже, надо ли реагировать?).

Самые последние примеры — возможное вступление Финляндии и Швеции в НАТО и возможность размещения там ВТО и ЯО.

В 20-е годы нового века стали явными опасные изменения как в области военных технологий и новых ВВСТ, так и в концепциях их использования, что создало реальную основу для радикальных изменений в стратегиях государств. СВО России на Украине в 2022 году в наибольшей степени продемонстрировала, что эти потенциальные опасности превратились в реальные изменения в военной тактике, оперативном искусстве и стратегии государства. Так, например, массированное применение БПЛА, ВТО всех типов базирования, качественно новая роль артиллерии создали принципиально новые реалии не только для способов их применения, но и военной промышленности. По сути дела, в 2022 году произошла очередная революция в военном деле, причём не только в военном искусстве, но и в организации военной промышленности, от которой потребовалось многократное и быстрое увеличение средств вооружённой борьбы.

Новые требования создала основания для переосмысления роли НИОКР и фундаментальной науки, образования и подготовки кадров. Применительно к государственным, более общим, стратегиям, это утверждение вполне оправдано потому, что именно развитие науки, НИОКР и технологий в последние 5–7 десятилетий вообще определяло темпы и перспективы развития государств, но, в частности, в условиях войны 2022 года, стало ясно, что победа остаётся за теми, кто быстрее других может внедрить новые достижения НИОКР, а, главное, — быстро освоить их в промышленных масштабах. Так, у ВС РФ, например, были отличные образцы контрбатарейной борьбы («Зоопарк-2»), но их было менее десятка к началу СВО. То же само относится к РСЗО повышенной дальности и точности «Торнадо-С».

Особенно, если речь идёт о стремительном развитии информационно-коммуникационных технологий. Военно-техническая революция «нового этапа» началась, как известно, с конца прошлого века. В настоящее время она переходит на новый уровень, когда происходит переоценка информационно-коммуникационных возможностей с точки зрения придания им новых качеств, прежде всего, автономности, когнитивности, эффективности.

СВО на Украине показала, что не только на оперативном, но и на тактическом уровне сформулированы новые правила и возможности, о многих из которых прежде даже не догадывались, и которые будут стремительно развиваться уже в ближайшем будущем. «Надо особо отметить, что во всех перечисленных сферах смысл трансформации не сводится к оснащению старой организации (социальной, экономической, политической и, как теперь стало понятно, военной) информационно-коммуникационными средствами. Её значение заключается именно в приобретении ими черт мультиразумной целеустремленной организации, когда каждый элемент системы имеет свой разум, принимает свое решение, действует самостоятельно и автономно, но в интересах достижения одной или нескольких взаимосвязанных между собой целей»[4]. - Пишут военные исследователи И.Л. Макарчук и К.А. Троценко.

И далее: «Главный результат такой трансформации — приобретение системой способности к нелинейным действиям (реализация нелинейных функций), что придаёт ей асимметричное превосходство над системами с классической древовидной структурой, способными к реализации исключительно линейных функций. Наконец, сама трансформация современного социального устройства, по мнению многих современных философов, социологов, экономистов и политологов, осуществляется именно в направлении сетевого устройства или ризомы[5]. Происходит постепенный отход от крупных идеологических нарративов (коммунизм, либерально-буржуазная демократия, фашизм, национально-государственный патриотизм) к целому спектру более мелких, но равных социальных образований, объединённых по самым различным основаниям — от религиозных до половых.

Подобный переход делает неизбежным как появление новых систем ценностей, изменений в целеполагании и стратегиях, так и новые средства, и способы их достижения. В том числе в военной области. Так, сетевые формы ведения военных действий в ходе СВО стали частными случаями использования ВВСТ. В массовом порядке, например, применялись коммуникационные гражданские средства, позволяющие на тактическом уровне обеспечивать даже отдельным украинским военнослужащим огромные преимущества.

Эта динамика перехода на новый военно-технологический уровень и пересмотр положений военного искусства в ещё большей степени ускорилась благодаря изменениям в соотношении военных и технологических сил в мире из-за быстрого развития технологий в новых центрах силы — КНР, Индии и странах Юго-Восточной Азии, и целом ряде других государств. Были достигнуты выдающиеся результаты в области создания новейших ВВСТ в таких государствах, как Иран, Турция, Мьянма и др., которые позволили им выйти за рамки абсолютной зависимости от США как монополиста в поставках новейших вооружениях. Все это поставило вопрос о неизбежности изменении мирового порядка и отношений между старыми и новыми центрами силы.

Изменение миропорядка, в особенности, в области обеспечения безопасности государств, неизбежно приведёт к негативным коррективам[6] в военно-политических стратегиях «развитых» государств, ориентированным на силовое сохранение или укрепление позиций этих государств в мире[7]. Прежде всего, крайне негативным изменениям в коалиционной военно-политической стратегии Запада, которая будет направлена на сохранение американского доминирования в мире даже в условиях быстрого изменения в соотношении сил не в пользу Запада и его коалиции[8]. По сути дела, все войны последних десятилетий — от войны в Корее, Индокитае, Югославии, Ливии, Афганистане, Ираке и на Украине — до более мелких вооружённых конфликтов свидетельствуют о стремлении США и их союзников максимально приспособить свою силовую политику, включая военную силу, к таким задачам.

Примеры «переходного периода» в развитии базового сценария ВПО демонстрируют, что такой рост агрессивности неизбежен: в Югославии, Ираке, Ливии, Сирии и особенно на Украине, когда стало ясно видно, что западная военно-политическая коалиция будет использовать весь набор силовых средств и мер, включая масштабное применение военной силы[9].

Сегодня трудно предположить, каковы в окончательном виде будут эти изменения, — дискуссии, можно сказать, только начаты, но уже ясно, что они будут, во-первых, радикальными, а, во-вторых, комплексными. И в военно-политической области, а не только в области военного искусства и ВВСТ, произойдут не менее радикальные изменения чем в области межцивилизационной и миропорядка.

Их ещё предстоит осмыслить и спрогнозировать их последствия. Это означает, что современная политика и стратегия национальной безопасности России — фактическая и нормативная — требуют очередного и оперативного теоретического переосмысления, связанного с радикальным изменением МО и ВПО, начавшихся в феврале 2022 года.

Этот вывод справедлив для всех участников формирования ВПО в мире, а не только в Европе, но уже ясно, что в Европе произойдёт наиболее радикальный пересмотр основных положений военных доктрин как на Западе, так и на Востоке континента. Поэтому СНБ России и её Военная доктрина и практика военного строительства должны будут быть скорректированы уже в самом ближайшем будущем. Поручение В.В. Путина, чтобы Минобороны представил в декабре свои предложения, — только начало этого процесса.

Более того, такой процесс подспудно уже идёт в регулярном режиме на самых разных уровнях — от встреч президента В.В. Путина с военным и промышленным руководством страны дважды в год до практической работы в Федеральном собрании и МО по уточнению стратегии и практики военного строительства. Хорошим признаком является и то, что дискуссия по вопросам безопасности постепенно переносится в публичную области, приходит медленное понимание необходимости привлечения самых разных экспертов и мнений[10]. К сожалению, такая практика ещё не приобрела весомого значения и может рассматриваться только как самые первые попытки выйти за рамки ведомственного подхода и избежать существующих негативных последствий, когда информация и предложения «подаются» руководству для принятия решений в самом приглаженном и абстрактно-удобном для него виде.

Огромное значение, например, приобрели регулярные (часто личные) встречи президента с руководителями ВС и ОПК. В частности, на одной из них, в ноябре 2021 года, президент (как сообщил генеральный конструктор Концерна ВКО «Алмаз-Антей» П.А. Созинов) акцентировал внимание на возрастающей роли ВКО по борьбе с гиперзвуковыми средствами, в т.ч. КР и планируемыми головными частями баллистических ракет и необходимости срочных изменений в ГОЗ[11].

Именно поэтому важно вовремя обратить внимание на собственно самые первые признаки военных изменений в политике Запада. Пока что уже очевидны сигналы такого пересмотра с Запада (по понятным причинам в России больше озабочены практическим осмыслением этой проблемы в ходе специальной операции на Украине), которые достаточно откровенны и представляют собой «первый вброс».

Именно поэтому целесообразно рассмотреть его внимательно. Так, уже в марте 2022 года ведущий специалист по стратегии РЭНД Майкл В. Джонсон сформулировал 7 основных тезисов пересмотра будущей военной стратегии США и НАТО[12]. Целесообразно коротко остановиться на этом исследовании, учитывая его существенное влияние на развитие военно-политической мысли в США, которое можно расценить как обозначение важнейших направлений в развитии военного искусства.

В частности, он признает, что «...На геостратегическом уровне западные лидеры к настоящему времени должны были утратить многие прежние предположения относительно внешней политики и оборонных стратегий, связанных со сдерживанием России». — Пишет автор. И далее: «Учитывая понимание, вызванное недавним вторжением в Украину, Соединённые Штаты и их союзники по НАТО могут пересмотреть следующие предположения и аргументы, выдвинутые различными источниками в правительстве и академических кругах за последние семь лет, которые ограничивают возможности обычного военного сдерживания в Европе»[13]:

Автор перечисляет эти основные положения, которые носят принципиальный характер. Их пересмотр может и неизбежно уже сказывается на военной политике НАТО и Украины. В частности:

1. «США не должны (сами) больше ввязываться в бесконечные войны».

Здесь предполагается, что США и НАТО должны избегать прямого военного конфликта с Россией на Украине из-за риска ядерной эскалации.

Тем не менее ложный выбор между крайностями бессмысленного вмешательства и чрезмерной сдержанности часто игнорирует оборонительное сдерживание как рациональную альтернативу предотвращению войны и содействию процветанию». «Оборонительное сдерживание», по мысли автора, это возможность ведения войны на разных уровнях, не исключая применение тактического ядерного оружия[14].

Иными словами, речь идёт о том, чтобы вернуть США и западной коалиции возможность активного использования военной силы не только в косвенной, но и прямой форме в конфликтах и войнах любых типов, включая ядерные, с использованием тактического ЯО. Эта тенденция уже нашла своё подтверждение на Украине, где США и НАТО сохранили «черту» между применением ЯО и войной с помощью неядерных вооружений.

2. «Большой войны в Европе или Азии не произойдёт из-за экономической взаимозависимости».

Это предположение, по-видимому, связано с предвзятостью подтверждения, а именно с верой в то, что диктаторы будут делать такие же расчёты затрат и выгод, как и демократически избранные лидеры.

Эту мысль нельзя рассматривать иначе как призыв пересмотреть возможность применения военной силы и значение финансово-экономических последствий, которые носили преувеличенный характер, по мнению автора, в пользу военно-силовых мер. Прежде всего, речь идёт о том, чтобы не преувеличивать роль торговли США и ЕС с Китаем и ис- пользования российских энергоресурсов.

В действительности США и Запад уже пошли на слом всех норм и правил экономических взаимоотношений — от замораживания ЗВР России до санкций. В настоящее время эскалация такой политики, несмотря на её очевидно негативные последствия, продолжается.

3. «Базирование сухопутных войск НАТО в Польше и странах Балтии — провокационная угроза для России».

Автор полагает, что у «НАТО нет политической воли или военного потенциала для вторжения в Россию, и Путин это знает. Если бы НАТО разместила три бригады для усиления сдерживания в странах Балтии, то Россия все равно оборонялась бы с преимуществом 10:1, что намного превышает доктринальное соотношение 1:3 для успешной обороны».

Очевидно, что этот тезис направлен на усиление военного присутствия в Прибалтике и Восточной Европе ВС не только США, но и других западных стран. Сказанное означает продвижение западной коалиции (не только стран НАТО) к границам России. В этой связи очевидно, что последние мероприятия в Прибалтике и Польше, а также намерения при- соединить к НАТО Финляндию и Швецию, означают «плотное» окружение России инфраструктурой западной военной коалиции.

4. «Россия никогда не нападёт на НАТО из-за статьи V».

Статья V договора НАТО — нападение на одного члена — это нападение на всех — наиболее эффективна, когда её поддерживают объединённые силы, обученные и готовые защищаться в первый день нападения России, а не за тысячи миль и месяцы до боя[15].

Автор открыто призывает полагаться не столько на правовые, сколько на силовые гарантии государствам-членам НАТО. В нынешних условиях это означает только одно: усиление любых форм взаимозависимости стран-членов военно-политической коалиции от США.

Кроме того, это, видимо, означает, что США не будут считать себя обязанным вступать в войну, если в ней станут участвовать Польша и прибалтийские государства.

5. «НАТО может сдерживать Россию с помощью авиации; размещение сухопутных войск в Восточной Европе не является необходимым».

Автор откровенно призывает отказать от опоры только на воздушную мощь и усиливать акцент на проведении наземных операций, т.е. развёртыванию сухопутных войск стран НАТО вдоль границ России: «Молоту» авиации нужна наземная «наковальня», работающая вместе как единая команда. В противном случае российские силы могут быстро захватить цели и «затаиться» в труднодоступной местности и городах, что вызовет обеспокоенность НАТО по поводу жертв среди гражданского населения».

6. «США должны сотрудничать с Россией в «обратной стратегии Киссинджера» против Китая».

Автор призывает отказаться от учёта этого фактора. Он прямо пишет, что «Этой теории (т.е. противовесу) неоднократно противоречил неприглядный факт: российские выпускники Школы управления КГБ не согласны. Цена, которую Путин потребовал в обмен на сотрудничество с Россией, непомерна: вывод сил НАТО из Восточной Европы, оставив союзников под угрозой принуждения или вторжения. Выгоды от сотрудничества с Россией сомнительны». ...И далее: «Подлинное сотрудничество России с целью сдерживания Китая представляется маловероятным до тех пор, пока подлинная российская демократия не позволит снизить напряжённость в отношениях с Западом или пока Китай не станет представлять прямую угрозу для России. Ни один из сценариев не кажется реалистичным ни в ближайшем, ни даже в отдалённом будущем».

7. «США должны оставить европейскую безопасность европейцам, чтобы сосредоточить оборонную стратегию и расходы на Китае».

Логика автора такова: постольку — поскольку КНР — главный противник, США не должны слишком акцентировать свои усилия на Европе, достаточно более скромных, но эффективных действий: «Поскольку Китай становится сверхдержавой, стремящейся доминировать в Азии и оказывать глобальное влияние, верно, что американцы больше не могут заботиться о европейской безопасности больше, чем европейцы. Но, по крайней мере, на карту поставлены жизненно важные интересы США, когда неспособность сдержать российскую агрессию против союзников по НАТО чревата ядерной эскалацией в Европе. Надёжное сдерживание не требует ничего близкого к уровням сил времён холодной войны — может быть достаточно одного союзного корпуса вместо восьми. Американские силы уже существуют; если бы было принято такое решение, три бронетанковые бригады базировались бы не на той стороне Атлантики. Европейские силы также в значительной степени уже существуют; они просто не обучены, не экипированы и не готовы».

На мой взгляд, автор вполне связано и последовательно изложил новую концепцию безопасности США в Европе, которая прорисовывается с учётом роли КНР и нового миропорядка[16]. Она означает для России безусловную военную угрозу, которая в возрастающей степени будет исходить от США и западной коалиции на всех возможных уровнях конфликта. В частности, как считает автор, «Россия своим крупномасштабным вторжением в Украину аннулировала Основополагающий акт Россия-НАТО 1997 года и коренным образом изменила обстановку в области безопасности в Европе. Теперь НАТО может отреагировать соответствующим образом и разместить свои силы в Восточной Европе. Со своей стороны, США могли бы рассмотреть возможность размещения в Польше штаба V корпуса, 1-й бронетанковой дивизии и вспомогательных сил. Союзники по НАТО могли бы рассмотреть возможность увеличения батальонов в странах Балтии до трёх полных бригад».

Кроме того, автор, безусловно, предполагает, что ВВСТ США и стран-союзников будут накапливаться вблизи границ России. Он прямо пишет, что «НАТО также, вероятно, потребуются предварительно размещённые запасы оборудования для развёртывания последующих сил по воздуху и материально-техническое обеспечение для поддержки совместных операций, особенно больше противотанковых боеприпасов.

НАТО также может решить модернизировать свои сенсорно-стрелковые системы, чтобы данные о наведении с самолётов-невидимок, беспилотных систем и сил специального назначения можно было бы быстро отправить в армейские высокоточные ракетные обстрелы, прежде чем мобильные системы смогут «выстрелить и удрать».

Предложенные тезисы очевидно отражают общую тенденцию эво люции военной стратегии США и НАТО в отношении России. Детали этой стратегии, вероятно, будут уточняться в ближайшие месяцы, но многие из них, как свидетельствует предложенный анализ, уже оче- видны.

Существенно сложнее те изменения, которые происходят в национальных стратегиях государств после февраля 2022 года, хотя вряд ли можно сказать, что стратегия правящих кругов США при Дж. Байдене в отношении других государств принципиально отличается от стратегии Д. Трампа. Она, в частности, основывается на 3 принципах, если говорить о стратегии США в украинском кризисе[17]:

— Во-первых, максимально ослабить Россию (в идеале подвести её к катастрофическим внутриполитическим изменением).

— Во-вторых, усилить позиции США посредством создания для их системы безопасности и экономики максимально благоприятных условий, в частности, сохранения Украины как враждебного России государства, подконтрольного США.

— В-третьих, «укрепить единство Запада» (подчинить в ещё большей степени страны Запада и ряда других государств политике США в том числе и ослабляя позиции ведущих государств не только в Евросоюзе — Германии и Франции, — но и в мире — Индии, Пакистана, Японии и др. стран). Об этом, например, очень откровенно заявил советник президента США по национальной безопасности Джейк. Салливан 11 апреля 2022 года. «В конечном счёте мы бы хотели видеть свободную и независимую Украину, ослабленную и изолированную Россию, а также ещё более сильный, сплочённый и решительный Запад, — подчеркнул он. — Мы считаем, что все эти три цели в пределах досягаемости, и мы сделаем всё возможное, чтобы поддержать украинцев в их усилиях по выполнению этих задач».

Эта внешнеполитическая стратегия США характерна все последние десятилетия как для республиканцев, так и демократов, но в условиях расширяющихся масштабов конфликта с Россией, который фактически перерастает в глобальную войну с западной коалицией, естественно, что эта стратегия будет претерпевать изменения. Как, впрочем, и стратегии союзников США, которые неизбежно будут пытаться влиять на формирование собственного политического и экономического курса, сопротивляясь давлению США.

Автор: А.И. Подберезкин