В ХХI веке в МО и ВПО сложилась такая ситуация, когда западная коалиция может обеспечить себе достижение политической победы практически над любым субъектом МО, исключая до определённого времени немногие страны, обладающие ОМУ, но и по отношению к ним могут быть использованы эффективные не военные силовые средства, разрушающие их суверенитет и национальную идентичность.

Так, среди не военных силовых средств и мер политики особенное (подчеркнуто приоритетное) значение приобрели такие средства разрушения национальной идентичности и подрыва национального суверенитета — информационные, политико-дипломатические, культурно-образовательные, научно-технологические. Кстати, когда США озаботились отражением вероятной ответной враждебной силовой реакцией террористов на военную экспедицию против талибов в Афганистане, в том же сентябре 2001 года, т. е. также формами военно-силового, преимущественно террористического, воздействия, то на первом месте в списке возможных целей в США были поставлены не военные объекты, а «символы американской культуры» — киностудии, парки развлечений, центральные узлы глобальных коммуникаций и т. д.[1]

Иными словами, силовые военные и силовые не военные средства политического влияния получили на Западе мощное развитие именно под воздействием политической установки на сохранение системы военно-политического и финансово-экономического доминирования США в мире, т. е. это стало политической установкой, «социальным заказом», а не случайной тенденцией в политике США и их союзников во втором десятилетии нового века[2].

С другой стороны, надо признать, что развитие ВВСТ и военного искусства в странах западной военно-политической коалиции превратило войну в реальный и эффективный инструмент внешней политики, т. е. вернуло влияние военной силы в международные отношения, которое было на какое-то время ослаблено с появлением военно-стратегического равновесия и модной политической риторикой последней трети прошлого века.

Не трудно заметить, что за последние три десятилетия влияние военной силы на формирование МО и ВПО существенно изменилось в сторону её усиления. Войн и военных конфликтов стало больше, а их издержки — выше[3]. Прежде всего, из-за военно-политических последствий ликвидации основного конкурента западной коалиции — СССР и ОВД. Но не только. Быстрое военно-технологическое развитие США и их союзников предоставило им качественно новые средства ведения войны — ВТО, БПЛА, средства связи, разведки и управления[4], которые существенно, качественно повышали боевую эффективность ВС и ВВСТ. Это отчетливо проявилось в ходе СВО на Украине, когда большое значение имела угроза применения ВТО США[5].

Это привело к изменению способов использования ВВСТ, т. е. всего военного искусства, включая военной стратегии, которая превратилась для Запада по сути в безнаказанное убийство своих противников.

Разница хорошо видна на примере войны в Афганистане и в Ираке.

Если, например, ввод ограниченного контингента советских войск в Афганистан в декабре 1979 года можно было назвать традиционной (даже последней традиционной военной операцией ВС в ХХ веке) операцией сухопутных сил[6], то интервенция Международной коалиции в 2001 году в Афганистан и в 2003 году в Ирак стала по сути совершенно новой формой применения военной силы, когда ВВС и ВТО, а также координация деятельности ЦРУ с оппозицией сыграли решающую роль[7].

В Югославии в 1999 году произошла, по сути, первая попытка такой военной операции, когда с помощью нанесения ВТО ударов с воздуха и КРМБ была достигнута политическая цель — военное поражение европейской армии крупного государства без участия сухопутных сил. Иначе говоря, влияние новой формы развития СО и новых способов ведения вооруженной борьбы на формирование ВПО и МО в мире радикально изменилось[8]. Война для западной военной коалиции стала вполне приемлемой и допустимой акцией, а формирование МО в новом столетии шло под влиянием этой парадигмы[9].

Наконец, СВО на Украине радикально повлияла на качество военного искусства и способности ведения военных действий. Это хорошо видно на примере развития ВКО РФ. По оценке специалистов, «российская ПВО — лучшая в мире. Ни одна страна на планете не имеет полного аналога. Ни по организации, ни по количеству, ни по качеству составляющих. За время СВО уничтожено более 20 000 воздушных целей.[10]

Ничего подобного после второй мировой войны не было. Получен колоссальный боевой опыт буквально всеми специалистами — от повара и водителя до высших офицеров. Настрел каждого типа ЗРК, наработка РЛС и налёт истребителей огромны, набрана обширная статистика для анализа работы, оценки конструктивных достоинств и недостатков. Разработчики получили массу идей для совершенствования радиолокационной и зенитной ракетной техники, и сетей управления, развития тактики. Все ЗРК, РЛС, системы РЭБ, истребители, ЗУР, РВВ оказались полностью соответствующими возлагаемым на них задачам. За пределами гарантированных разработчиками ТТХ обнаруживаются и активно уничтожаются и малоразмерные, малозаметные БПЛА, и малоразмерные баллистические цели. Войска РЭБ отработали не особенно эффективно решавшийся до этого вопрос взаимодействия с войсками ПВО и теперь роняют беспилотники, так же запросто, как и огневые подразделения[11].

Но есть и то, что нужно развивать и совершенствовать. Серьёзные проблемы выявились в системах связи и в её организации. Просто огромная проблема в нехватке самолётов ДРЛО, да и организация взаимодействия с ними наземного элемента оставляет желать лучшего. Технический уровень самолётов А-50 соответствует представлениям об этой технике 90-х годов прошлого века. Требуется немедленный запуск целого ряда программ по разработке новых радиолокационных комплексов воздушного базирования от размещаемых на привязных аэростатах или высоких мачтах, до базирующихся на больших самолётах».

Требуется отбор уже подтвердивших в ходе СВО эффективность технических решений по борьбе с БПЛА. Бурными темпами идут новые разработки и производство систем борьбы от «тихой» РЭБ» до огневого поражения беспилотников. Всё это немедленно испытывается прямо на линии боевого соприкосновения.

Несомненно, противовоздушную оборону ждут техническая революция и организационная модернизация. Беспилотники объективно оказались силой, меняющей реальность. И речь не только о вооружённой борьбе на межгосударственном уровне, но и о перспективах: от попадания БПЛА в руки террористов, промышленного шпионажа и корпоративных диверсий, вплоть до выведывания личных компрометирующих фото и видео, или даже терактов против отдельных людей.

Требуется количественный и качественный рост Войск ПВО. Увеличение численности личного состава вопрос архисложный. Это возможно, но не в разы. Так что ставку нужно делать на значительное упрощение эксплуатации и повышение автоматизации боевой работы всех комплексов и систем, которые придут на смену сегодняшним.