В ходе СВО произошли качественные изменения как практики ведения боевых действий («прогрызание» глубинной обороны, строительство укреплений, использования БПЛА и «навесов» и т.п.), так и в попытках осмыслении новых реалий,  самом первом  понимании сути современной военной стратегии государств, её онтологии. Такое осмыслении этих радикальных изменений в военной стратегии должно происходить на новой теоретической и методологической основе. Первые попытки, которые сделаны в 2023-2024 годах в ВАГШ и других военных академиях, некоторых НИИ Минобороны, можно назвать пока что только началом движения в этом направлении.

Опыт СВО (хочется верить), не будет забыт, как опыт Афганистана и КТО на Северном Кавказе, а участники военных действий и их уникальные компетенции должны быть в полной мере использованы. Хотя бы потому, что СВО – не последняя война, более того, вероятнее всего лишь этап большой войны с западной коалицией.

Осмысление СВО и теоретические и методологические выводы делать пока что трудно. Даже самые предварительные. Но необходимо.  Прежде всего, потому, что СВО это первая крупномасштабная война между развитыми в промышленном и военном отношении государствами Европы и мира после Второй Мировой войны.

Кроме того, это война России с западной военно-политической коалицией, насчитывающей более 50-и государств (что, кстати, очень неохотно и с опозданием признали политики и некоторые ученые в России). Между тем, только новый член НАТО Швеция запланировала долгосрочный рост военных расходов до 2025 года и развертывание 4 бригад (3 моторизованных и 1 пехотная), а также увеличение сил ПВО и БПЛА. Кроме того, Швеция взяла на себя руководство оперативными силами на передовой базы в Финляндии[1].

Россия в этой войне, безусловно, пользуется симпатиями и даже помощью целого ряда не западных стран, иногда даже мы говорим «мирового большинства», но, тем не менее, военные действия она ведет в одиночку и, естественно, за счет собственных национальных ресурсов.

Военная стратегия, как известно, предполагает достаточно длительный период подготовки к войне – не только собственно военно-технический, но и организационный, идеологический, теоретический, некоторые области которого были бездарно исполнены или даже вообще  пропущены руководством Минобороны. Так, умудрились развалить военное образование, сократив со 140 военных училищ до 40, оставив армию без лейтенантов, ликвидировали ремонтные роты и т.д., но, главное, по всем направлениям боеготовности и оснащенности ВС РФ были искусственно завышены показатели, не соответствующие реалиям. Иными словами, ВС России вступили в войну, будучи заведомо радикально ослаблены организационной длительной неспособностью руководства Минобороны, вызванной преимущественно политическими и экономическими причинами, включая неадекватность в оценке ВПО в мире[2]. Речь, конечно же, не идет только о недостатках управления команды С.К.Шойгу, но о всем периоде развития ВС России в условиях бесконечных реформ, начиная с действий М.С.Горбачёва-А.Н.Яковлева по развалу армии в конце 80-х годов прошлого века.

Наконец, война России с Украиной и, соответственно, стратегия России, изначально не была собственно войной.  Соответственно и подготовка к ней, и планирование были ориентированы на цели, средства и методы, которые не характерны для военных действий,  Опыт «крымской весны» и последующих скоротечных боев на Донбассе, взятый за основу при  разработке СВО, не мог быть показателен изначально.  Это была Специальная военная операция (СВО), ограниченная как по целям «демилитаризацией» и «денацификацией» Украины, так и по способам и средствам ведения вооруженной борьбы, а, главное, - политической идеологией Стратегии национальной безопасности (СНБ), сформулированной и утвержденной незадолго до этого в июле 2021 года, когда впервые в 2021 году в СНБ объединили «в один флакон» задачи обеспечения безопасности и развития. Эта «идеология СНБ» (с поправками) сохранилась в последующие годы, превратившись не только в национальную, но и военную стратегию в ходе СВО.

Выбор такой национальной стратегии может быть вполне оправдан и рационален, если исходить из оценки долгосрочных целей США и Запада в отношении России как «стратегического изматывания страны» и её капитуляции с последующей потерей суверен6итета и национальной идентичности, контроля над территорией и ресурсами. Иными словами, если планировать изначально, что война с Украиной неизбежно перетекает в войну с западной коалицией, когда эскалация приведет к неизбежному изматыванию ресурсов России и капитуляции, т.е. «борьбе вдолгую». Военная победа в такой войне с западной коалицией на СВО – только часть, причём не самая главная, которая не должна привести к перенапряжению человеческих и экономических ресурсов России. Скорее, наоборот, должна их мобилизовать и максимально усилить, что невозможно сделать быстро.

Иными словами, длительная военно-силовая и экономическая и политико-административная борьба, рассчитанная на перспективу нескольких лет, должна продемонстрировать Западу не только готовность, но и возможность России развиваться, опираясь преимущественно на свои ресурсы, т.е. более автаркию, чем глобальную ориентацию. Военные победы в такой стратегии играют не главную роль. Как и при Кутузове и Сталине, победа Путина должна стать экзистенциальной победой России над Западом, историческим итогом, компенсирующим стратегическое поражение СССР-России в предыдущие десятилетия. Путин делает ставку на историческую победу, которая должна в основном исправить весь комплекс ошибок, допущенных предательством прежней элиты. Вопрос только в том, каким образом и с кем он это сделает?.

Такой подход – новая онтологическая особенность современной военной стратегии. СНБ РФ – это национальная, а не военная стратегия, она не только выше по своему уровню, но и масштабнее военной стратегии и военной доктрины России, которые являются её следствием. Целесообразно процитировать определение СНБ РФ, данное в этом нормативном документе, который является базовым для стратегического планирования в России: «Настоящая Стратегия является базовым документом стратегического планирования, определяющим национальные интересы и стратегические национальные приоритеты Российской Федерации, цели и задачи государственной политики в области обеспечения национальной безопасности и устойчивого развития Российской Федерации на долгосрочную перспективу»[3]. Из этого определения безусловно следует, что собственно военная стратегия – часть СНБ, причём, вероятнее всего, не самая главная.

Собственно, главной особенностью СНБ РФ являлось сочетание задач обеспечения безопасности и развития в общую приоритетную задачу, где наиболее приоритетной целью является «Сбережение народа и человеческого потенциала», т.е. ускоренное национальное развитие. Иными словами, военная стратегия в СВО не являлась приоритетной задачей, а вынужденной, ограниченной приоритетами СНБ, прежде всего, ускоренным развитием, где обеспечение безопасности было важной, но не единственной целью. Этот подход породил непонимание в части общества, которое полагало, что необходима национальная мобилизация, т.е. отказ от опережающего развития. В.В.Путин – что важно – даже после начала СВО не отказался от СНБ РФ, принятой в июле 2021 года. Более того, эта национальная стратегия оставалась в последующие годы.

Естественно, что отказавшись от национальной мобилизации, Россия пользовалась ограниченными ресурсами (не случайно В.В.Путин сказал, что «мы еще и воевать-то не начинали»), которые были вполне сопоставимы с украинскими. Государствами, которые обладают современным человеческим потенциалом (на Украине было 3 из 4 советских училищ ПВО), военным потенциалом (на Украине дислоцировались 3 самых современных приграничных советских военных округа), военными знаниями, опытом, традицией. Иными словами, качество ВВСТ и военных кадров было примерно одинаково, при том, что общее соотношение сил в начале войны, естественно, было примерно как 1 к 4 (по численности населения и ВВП) в пользу России. Стратегия России – «Специальная военная операция» (СВО) - изначально предполагала очень ограниченное применение Вооруженных сил и ресурсов Российской Федерации, что изначально уравнивало возможности, а с учетом огромной помощи Запада, когда такая ограниченная война фактически превращалась в войну равных по силе сторон.

Именно так в действительности и оценивались возможные последствия СВО на Западе, где полагали, что при таком «раскладе» ВСУ удастся одержать достаточно быструю и уверенную победу в боевом столкновении с ВС РФ. Там хорошо знали не только слабые стороны ВС России, но и масштабы своей помощи ВСУ.

И, наоборот, если исходить из того, что реальной военной стратегией России была в 2022-2024 годы комплексная СНБ, то собственно военные результаты, вероятнее всего, и не планировались. Только в том случае, если и когда (как в Крыму) ВСУ быстро начнут переходить на нашу4 сторону или капитулировать.  К войне в России не готовились . Это объясняет и причину быстрой готовности подписать Стамбульские соглашения, которые Западу были, естественно, не нужны. Инициатива их срыва британцем-клоуном Джонсоном – иллюзия: кто же в действительности поверит, что он управлял западной коалицией..

Иными словами, в войне с Украиной – дееспособной военной державой, поддерживаемой Западом – Россия подошла со стратегией не военной, а национальной безопасности, которая не ставила задачей военной победы. Путин, который сформулировал задачи СВО как «демилитаризация и денацификация», изначально не имел ввиду военный разгром и капитуляцию Украины, а только её ослабление как наиболее вероятного инструмента Запада против России, который планируется использовать в среднесрочной перспективе. Такое ослабление означает не просто ликвидацию украинского плацдарма против России, но и реального военного инструмента западной военно-политической коалиции. Не случайно, поэтому многие инициативы (включая «план Зеленского») предполагают затягивание военного конфликта и паузы в военных действиях именно для того, чтобы сохранить ВСУ как фактор войны против России в будущем. Территории, население и потенциал Украины в этом смысле для Запада имеют вторичное значение: военный фактор может быть сохранен и на трети территории и при пятой части промышленности и населения бывшей УССР.

Вместе с тем, раз начавшись, военные действия и опыт СВО свидетельствует о необходимости самых радикальных перемен в военной стратегии и подготовке войск России, причём эти перемены должны быть максимально оперативными, особенно в области разработки внедрения новейших достижений науки и техники. Как один из принципиальных выводов этих изменений стал вывод о том, что та сторона, которая первой внедряет новейшие технологические инновации, оказывается в серьезном преимуществе перед другой стороной.

Собственно военная стратегия России в ходе СВО на первом этапе показала свою несостоятельность, что, как уже говорилось, изначально и не планировалось. План использования военной силы, существовавший до начала СВО, провалился, но, главное не в том, что он провалился, а в том, что он и не мог быть выполнен изначально и поэтому не готовились другие варианты. Пробллема не в том, что не было наступательной военной стратегии (её не было вообще), а в том, что СНБ России все годы очень редко была инициативной, наступательной, отдавая активность Западу в выборе времени, средств и методов эскалации.  Недоумение многих по поводу «отсутствия плана «Б» объясняется просто: военного плана «А» не было. Это, однако, отнюдь не означает, что о нём не надо думать уже сейчас. Наоборот, опоздание уже нарастает, поэтому необходимо, как минимум, обсуждать хотя бы некоторые предположения о тех изменениях, которые неизбежно происходят и будут в военных стратегиях в условиях масштабной войны.

Автор: А.И. Подберезкин