>> Часть I <<
>> Часть II <<
Ещё одна проблема в том, что до настоящего времени не существует ни проверенных методик, ни приемов достоверного стратегического прогнозирования. Существующие методики и практики не могут быть надежной теоретической основой, а, тем более, исключать субъективные ошибки. И политическая практика это регулярно подтверждает. Поэтому в итоге всё возвращается к проверенной веками «теории» экспертных оценок. Но авторитетные учёные и политические практики стараются избегать подобных признаний по самым разным причинам. В том числе и сугубо личным, когда сам факт их работы объясняется требованиями разработки научно обоснованных оценок и прогнозов.
Иногда, правда, удаётся отдельным авторам проследить некоторые тенденции в развитии МО и ВПО самого общего порядка, которые, скорее, представляют собой прогноз будущих направлений в тенденциях развития МО и ВПО. Это, конечно, немаловажно, но надо честно признать, что подобные прогнозы не становятся серьезной основой для внешнеполитического планирования. По самым разным, прежде всего, субъективным причинам. Те, кто принимают политические решения, руководствуются не прогнозами и оценками ученых и экспертов, а, чаще всего, собственными субъективными оценками и ощущениями, представлениями и практическими соображениями, вытекающими нередко из конъюнктурных соображений. Мой личный опыт это неоднократно подтверждал. Особенно в тех случаях, когда профессионализм политиков заведомо уступал их амбициям и практическим расчетам.
Вообще-то субъективизм политиков неизбежен. Они, как правило, ориентированы на потребности сегодняшнего дня, в лучшем случае, - ближайших выборов, очень конъюнктурны изначально. Процесс подготовки и принятия решений, в частности, стратегических прогнозов, соотносится у политиков и других лиц, принимающих решения, не с коллективным творчеством, а с сегодняшней политической конъюнктурой и многочисленными субъективными факторами, в частности, личными отношениями, взаимодействием государственных институтов, «личным аппаратным весом» и т.д. Иногда складывается впечатление, что результат СВО вытекает не из политических решений и умелых действий военных, а из личных взаимоотношений чиновников и военных. От этого страдает, прежде всего, точное целеполагание и взаимодействие, от которого зависит эффективность всей стратегии.
Примечателен, например, опрос, проведенный в концерне ВКО «Алмаз-Антей» в 2025 году среди управленцев, которые должны были отметить 10 основных факторов эффективной команды. Участники распределились по своим предпочтениям следующим образом[1]:
- Понимание целей и задач - 101 опрошенных
- Оперативный обмен информацией, обратная связь - 98 чел.
- Вовлеченность участников - 91 чел.
- Совместное решение проблем - 84 чел.
- Поддержка и взаимовыручка - 78 чел.
- Осознание своих функций и зон ответственности - 71 чел.
- Сильный лидер команды - 70 чел.
- Совместное принятие решений - 69 чел.
- Регулярный анализ работы команды - 68 чел
В то же самое время представляется, что самый общий прогноз развития ведущих тенденций, формирующих МО-ВПО, делать не только можно, но и нужно. В частности, мой долгосрочный прогноз развития ВПО в мире и Европе, сделанный в 2013 году на 10 лет (до 2025-2027 гг.), который впоследствии полностью подтвердился, предполагал, что эскалация военно-силового противоборства Запада с Россией приведет в 2022-2023 годы к прямым военным действиям, а в 2024-2025 годы к расширению военных действий до новых ТВД в самых разных регионах планеты. По самым разным причинам такой прогноз проигнорировали потому, что он, не устраивал ни политиков (ориентированных в те годы на слишком тесное сотрудничество с Западом), ни ученых (во многом, - по тем же самым причинам)[2], как, впрочем, позже и прогноз развития СВО на 2024-2025 годы, сделанный в конце 2023 года[3].
Важно подчеркнуть, что стратегический прогноз не может быть статичным и «классически» обоснованным. Безусловно, необходимая научная и методологическая база не должна вытеснять текущие практические изменения реалий. Причина часто бывает вполне банальна – изменились сами понятия и определения, которые устоялись в прежнее время. Так, рассуждая о конфликте России с Западом, важно понимать, что война изменила свой характер, когда границы между войной и «не войной» практически исчезли. Участие США в нападении Израиля на Иран в июне 2025 года – яркий пример,- хотя до этого такое же участие США и их союзников по НАТО в войне против России на стороне Украины политически не признавалось. Во многом это произошло потому, что к 20-м годам нового столетия отчетливо проявились новые политические реалии, когда прежняя аристотелевская логика («или – или») и дихотомия (война или мир) уже не работают, когда форма оказалась важнее содержания, а искусственная реальность, созданная СМИ, - важнее объективной реальности.
«Вдруг», стало важнее говорить, чем что-либо делать в реальности. Противоречивые декларации западных политиков – от Д. Трампа и Макрона до череды британских премьеров - свидетельствуют о том, что они мало заботятся о последовательности и адекватности их политическим реалиям. Более того, они нередко откровенно игнорируют такие реалии. Воюющие стороны (как в Сирии), например, сотрудничали и даже нередко успешно торговали. Как заметила политолог Л. Сидорова, «Войны, как и мир, рассматриваются как условия среды для ведения бизнеса…»[4]. СВО – также не война, а специальная операция, когда задействована только часть национальных ресурсов, причём такая, которая не препятствует радикально социально-экономическому развитию, ежегодные темпы которого (4%) выше среднемировых. В условиях реальной войны такое немыслимо, поэтому многие в нашей стране требуют мобилизации, как если бы она воевала. Но она не воюет.
Поэтому современный прогноз состояния войны не означает прогноз войны, как таковой, но, скорее, прогноз процесса военно-силового противоборства, где собственно «военная» доля ресурсов меньше не военной[5]. В современный период, как известно, мировой войны нет, но в то же самое время 2023-2024 годы были признаны самыми «воюющими годами» в современной истории, когда происходили одновременно десятки войн и конфликтов. Внешне существовала иллюзия сохранения международного мира, признания войн, даже такой как СВО, которая является де-факто самая крупная война в современной Европе на Украине, - не считалось нормой. Любые прогнозы и оценки в этих условиях теряли смысл, как, впрочем, и само стратегическое прогнозирование, к которому вновь (с опозданием, и только недавно) всерьёз вернулись в России, но которое пока что откровенно не оправдало своих надежд: заявленные прогнозы и планы, как правило, не выполняются. По самым разным причинам.
Автор: А.И. Подберезкин
>> Часть IV<<
>> Часть V<<
[1] ВКонцерне. Корпоративная газета, 2025, №6 (??), с.4.
[2] См., например. подробнее: Подберезкин А.И. Третья мировая война против России: введение к исследованию.- М.: МГИМО-Университет, 2015.- 169 с.
[3] Результаты СВО к 2025 году были, например, точно спрогнозированы в отношении эволюции военной стратегии Запада и ВСУ на Украине. См.: Подберёзкин А.И., Тупик Г.В. Изменения в международной и военно-политической обстановке в мире после начала специальной военной операции на Украине: монография.- М.: МГИМО-Университет, 2024. – 603 с.; Подберёзкин А.И. Современная стратегия США и НАТО на Украине // Обозреватель, 2024, май-июнь, №3 (404), СС.28-46..
[4] Сидорова Л. Ни мира, ни войны… Проводники в новую реальность гибридных войн / Национальная оборона, 2025, №2, с 25.
[5] Так, В.В.Путин на пресс-конференции в Белоруссии приводил примеры военных расходов США на войну в Индокитае, которые существенно превышали расходы России на СВО.