Аннотация. В статье рассмотрены особенности стратегического сдерживания от развязывания войн в современную эпоху, характеризующуюся многообразием взглядов на типы военных конфликтов. Предпринята попытка оценки новых факторов и выявления некоторых закономерностей стратегического сдерживания в современных условиях, а также дополнена система принципов сдерживания, сформулированных в других источниках.
Ключевые слова: военные возможности, вызовы, стратегическое сдерживание, современные научные законы, принципы стратегического сдерживания.
***
Обобщением многих приоритетов государственной политики является недопущение войн как важнейшее условие для всего остального. Интегральным средством предотвращения войны является сдерживание потенциальных противников.
Термин «сдерживание» не является принадлежностью военной науки, как и других наук. Да и масштабы его применения, и смысловые оттенки могут быть весьма различны. Особым весом понятие «сдерживание» стало обладать с появлением на вооружении армий ядерного оружия
В своих предельно жестких оценках и прогнозах мирового развития авторитетные иноземные знатоки геополитики (такие как У. Черчилль, Г. Киссинджер, З. Бжезинский и другие) прямо называли нашу страну главным врагом США. Пока мы придерживались марксистско ленинской идеологии, это казалось естественным, ведь и мы с тех же позиций главным своим противником называли империалистические державы.
Когда прошла оторопь, связанная со сменой нашего курса, выяснилось, что в оценках тех авторитетов ничего не изменилось. Нашлись к этому и поводы.
Вскоре прояснилась и главная причина: наша страна оставалась единственной силой, которая способна физически уничтожить Соединенные Штаты Америки, независимо от наших реальных намерений (в политике ведь важны не намерения, а возможности). Кроме того, военно-промышленный комплекс Америки – ведущая политическая сила этой страны, к бдительности по отношению к которой призывал своих граждан еще президент Д. Эйзенхауэр, остро нуждается в объявленных врагах для оправдания военных расходов государства и своих доходов. Россия для этого вполне подходит.
Когда рассеялся туман наших перестроечных иллюзий, стала понятна и разумная цель нашей внешней и оборонной политики – сдерживание (англ. – deterrence).
Назначение стратегического сдерживания – это недопущение. Недопущение чего?
Во первых, это недопущение прямой военной агрессии (нападения противника, типа нападения фашистской Германии 22 июня 1941 года). В наше время – это недопущение ракетно-ядерного нападения на страну.
Во вторых, недопущение втягивания в ненужные нам военные конфликты с плохо прогнозируемыми последствиями (типа Афганской кампании 1979–1989 годов).
В третьих, недопущение опутывания нас ненужными нам политическими и военными союзами, договорами (типа Антанты и т. п.).
Наконец, в четвертых, это недопущение втягивания страны в прямую гонку вооружений ее геополитическими противниками с целью подрыва экономики государства и роста социальной напряженности в стране
Сдерживание (предотвращение) войны может осуществляться политическими, экономическими, дипломатическими, идеологическими, научно техническими, военными и другими способами и средствами Существенную роль в сдерживании играет всесторонняя разведка.
Так, достоверные разведсведения о попытках сепаратных переговоров США с фашистской Германией в 1944 году вызвали резкую дипломатическую реакцию Советского Союза, что предотвратило в тот момент угрозу и возможность создания нового антисоветского фронта.
В действительности все эти способы и средства не применяются изолированно, в отдельности друг от друга, хотя имеют разную, присущую им специфику.
Политические и экономические мероприятия направлены на предотвращение войны главным образом, на устранение причин возникновения войны. История знает немало примеров, когда удавалось если не ликвидировать войну «в зародыше», то хотя бы отдалить ее начало. Так, известно высказывание А.А. Громыко: «Лучше десять лет переговоров, чем один день войны». Однако чаще случалось, что переговоры были только прикрытием для военных намерений и мероприятий (как, например, перед Второй мировой войной).
Военные методы и действия применительно к сдерживанию являются наиболее радикальными и направлены на создание возможности (угрозы) нанесения неприемлемых для потенциальных противников потерь. При этом понятно, что создание такого военного потенциала невозможно без экономики, соответствующей этим целям. С другой стороны, огромная разрушительная мощь современного оружия ставит политиков (государственных деятелей) перед предпочтительностью решать возникающие противоречия любыми другими методами, но только не военными. К сожалению, эти методы далеко не всегда срабатывают. Так, политика «умиротворения» Германии в 1938 году отнюдь не предотвратила военного захвата Польши, Франции, других европейских стран, а впоследствии и нападения на Советский Союз.
Поэтому далее в предлагаемой работе будут рассматриваться преимущественно военные аспекты стратегического сдерживания, но и другие аспекты также. Автор умышленно употребил здесь термин «военные аспекты» вместо термина «военные способы», поскольку сегодня широко используются и обсуждаются такие многоаспектные понятия как «гибридная война» и другие, им подобные.
При этом автор не считает вполне удачным термин «гибридная война», который претендует на отражение всех многообразных особенностей современного военно-политического противоборства. Впрочем о терминах не спорят, о них договариваются. Поэтому всякий терминологический спор свидетельствует о существовании глубинных противоречий в сущностях, требующих своих кардинальных разрешений.
Некоторые исследователи противопоставляют по смыслу понятия сдерживания и устрашения. Конечно, это не одно и то же. Однако устрашение до сих пор служило и служит одним из важнейших средств сдерживания.
Существуют и другие взгляды и соответствующие им термины для характеристики современных войн. Они отражают те или иные стороны этих войн, которые разные исследователи считают наиболее существенными, главными. С этих позиций, кроме гибридных войн, называют бесконтактные, информационные, системно сетевые, асимметричные, высокотехнологичные, когнитивные, ментальные войны и другие. Ниже им будет дана краткая авторская характеристика.
Таким образом, можно ограничиться подходом, что объектом представленной статьи является стратегическое сдерживание в эпоху современных военных конфликтов, войн нового поколения.
Предмет настоящей работы – закономерности и принципы стратегического сдерживания в эпоху современных военных конфликтов.
Цель данной статьи – уточнение некоторых положений теории и практики стратегического сдерживания в связи с изменениями характера современных войн и разработкой новых вооружений и военной техники
Исходя из темы статьи, в ней рассматриваются три группы вопросов
Общие положения по сдерживанию от развязывания войн в его классическом понимании и связанные с этим новые проблемные вопросы
Эволюция современных войн. «Гибридная война» как интегральное понятие.
Некоторые положения теории по обеспечению сдерживания в современных условиях. Закономерности и принципы сдерживания.
Что касается границ исследования, то автор предпочел не связывать себя конкретными рамками (мирное время либо угрожаемый период, ядерное либо безъядерное сдерживание и т. д.) и поделиться общими соображениями на избранную тему с учетом тех особенностей, которые характерны для войн современной и будущей эпохи.
Войны сопровождали человечество на всем протяжении его истории. Исходя из этого, приходится признать, что война является естественным атрибутом человеческого бытия. Было много попыток доказать неестественность этого атрибута, и даже попыток договориться об отказе от войн на будущее. Не получилось. Любое поле общественной и государственной деятельности со временем неизбежно становится полем соперничества, нередко военного.
Почему так живучи войны между государствами?
Потому что национальные интересы у разных государств не совпадают, а иногда оказываются и противоположными (антагонистическими). При этом нередко в отношениях между разными государствами возникает соблазн решать свои проблемы за счет других. Исходным пунктом такого соблазна является слабость одного государства по сравнению с другим (действительная или кажущаяся). Классических примеров последнего положения множество: поход Карла Х на Россию (1709 год), вторжение армии Наполеона (1812 год) в Россию, нападение гитлеровской Германии (1941 год) на Советский Союз, Японии на США, многочисленные колониальные войны ХХ века и другие.
У потенциальных (намеченных) жертв агрессии в указанных примерах было несколько вариантов действий, например:
а) безропотно покориться агрессору;
б) попытаться чем либо «откупиться» от него («договориться о сделке» по терминологии Д.Трампа);
в) сдержать агрессию комплексом мер, в основе которого – неотвратимость возмездия за нападение. В последнем случае речь идет о сдерживании. В основе такого сдерживания лежит устрашение.
Много примеров такого сдерживания через устрашение предоставляет нам живая природа: угрожающая окраска у некоторых видов насекомых, демонстрация зубов у хищников, рогов у травоядных и т. п. Что касается человеческого сообщества, то, не отличаясь от животного устрашения принципиально, человечество пытается осмыслить этот процесс, выявить в нем тенденции и закономерности, приспосабливая к ним свое целесообразное поведение.
Для примера можно рассмотреть американскую модель обеспечения сдерживания в широком смысле, разработанную и принятую к 70 м годам ХХ века и практически не изменившуюся в настоящее время.
Впервые наиболее систематизирована эта методология была американским исследователем Германом Каном в его книге «Лестница эскалации» (1965).
Раскрыв разновидности устрашения, политические, стратегические, морально психологические и мобилизационные аспекты возможной войны, Г. Кан выделил этапы в развитии межгосударственных военных противостояний. Он ввел понятие «ступени эскалации» и показал, на каких стадиях, по его мнению, агрессором может быть сравнительно безопасно для него применено сначала безъядерное оружие, затем ядерное тактическое, а затем и стратегическое ядерное оружие.
Схема Г. Кана включает 11 ступеней обострения ситуации, среди которых мнимый кризис, политические, экономические и дипломатические жесты, демонстрация силы, введение состояния сверхготовности. Затем идут большая обычная война, локальная ядерная, неограниченный удар по противнику и, наконец, завершающий спазм или бессознательная война. По мнению автора, новизна его схемы в том, что противник видит перспективу обострения конфликта вплоть до «немыслимых» ступеней и может принять решение о продолжении противоборства или отказа от него с учетом цены победы или поражения.
Это очень прагматический, типично американский подход к решению проблемы сдерживания.
Попробуем подойти к решению заявленной проблемы с позиции нашей страны, ее национальных интересов, идеологических установок, взглядов отечественной военной науки и традиций.
В ядерную эпоху, когда разрушительная мощь оружия стала непомерно большой с трудно прогнозируемыми последствиями не только для воюющих сторон, но и для всего человечества в целом, сдерживание от развязывания войн уже много десятилетий является целью нашего государства и его Вооруженных Сил.
В то же время основной силой, обеспечивающей стратегическое сдерживание в современных условиях, является ядерное оружие.
Одной из важнейших характеристик для определения стратегической ситуации является установление уровней «неприемлемого» и «допустимого» уровня ущерба для сторон.
В качестве «неприемлемого» ущерба до недавнего времени использовали критерий поражения 60– % военно экономического потенциала и 25– % населения (критерий «неприемлемого» ущерба Р. Макнамары, бывшего министра обороны США). Для США этот уровень ущерба мог быть достигнут при доставке к их объектам противником
–500 ядерных зарядов мегатонного класса. Разрушения, которые может произвести такой ядерный удар, по оценкам американцев, не позволят стране в обозримом будущем восстановить страну хотя бы до третьеразрядной.
«Допустимый» ущерб, по оценкам, тоже сделанным в США, может быть нанесен при доставке к объектам не более 10 ядерных зарядов противника мегатонной мощности.
По этим же оценкам страна может быть еще восстановлена, если удар не превысит 30– 0 ядерных зарядов мегатонной мощности.
Другой американский теоретик Рэй Клайн предложил свою модель, которая явилась одной из наиболее универсальных формул «воспринимаемой мощи государства»:
P = (C+E+M) * (S+W), (1)
где:
Р – воспринимаемая сила государства;
С – критическая масса (демография и территория);
Е – экономика;
М – военная сила.
Второй множитель – «эффективность государственной стратегии» формируется из двух показателей:
– стратегическая цель;
– национальная воля.
На самом деле показатели второго множителя – это критерии качества правящей элиты, которая должна быть способной к формированию эффективной национальной стратегии (способной к эффективному управлению).
Бесспорно, что в обеспечении сдерживания военными методами и действиями принимают участие все виды Вооруженных Сил и рода войск, а также и другие как принято их называть «силовые структуры».
Бесспорно, однако, и то, что суждения о степени их участия в стратегическом сдерживании, так же как и о формах и способах такого участия, а также эффективности носят преимущественно умозрительный характер, подкрепленный соответствующими оперативно тактическими (и даже стратегическими) учениями, а также компьютерным моделированием. Недостает практики, опыта реализации операций по сдерживанию.
Классической стратегической операцией по сдерживанию США от нападения на Кубу и СССР считается успешно проведенная в 1962 году операция под шифром «Анадырь».
На Кубе были развернуты наши ядерные баллистические ракеты, авиация, оснащенная ядерными бомбами, силы ПВО, сухопутные войска и другие, общей численностью около 40 тысяч человек. Это был ответ на размещение американских ракет средней дальности типа «Першинг» в Турции и Италии. Одним из главных предназначений наших войск было обеспечение нанесения ракетного удара по городам США.
Практически последнюю точку в той операции поставили войска ПВО, сбившие разведывательный самолет 2, продемонстрировав решимость использовать военную силу в случае нападения США на Кубу или СССР. Буквально через несколько дней после этого события был разрешен Карибский кризис руководством СССР и США.
Некоторые исследователи полагают, что с начала 70 х годов прошлого столетия постоянно осуществлялось ведение стратегической операции сдерживания дежурными силами стратегических ядерных сил (СЯС), ПВО, Военно-Морского Флота (ВМФ), системы предупреждения о ракетном нападении СПРН , способными в случае ракетно-ядерного нападения обеспечить проведение ответно встречного удара требуемой мощи.
Другие ученые полагают, что любая операция имеет определенные временные рамки, поэтому постоянное боевое дежурство не является таковой.
При разных точках зрения бесспорно, что конкретные формы, методы, способы и действия значительно зависят от военно-стратегических и других условий, и это должно быть учтено как в практике сдерживания, так и при выявлении закономерностей и формулировании принципов сдерживания.
В той лавине новостей, фактов, мнений, суждений и прочих сведений, которая обрушивается сегодня на человека через различные источники, есть немало таких, которые касаются военной сферы (умышленно не употребляю здесь слово «информация», поскольку информация – это лишь те сведения, которые снижают степень неопределенности до их получения).
Среди этих сведений остановимся на тех, которые характеризуют новые формы военных конфликтов или, привычнее, войн.
Их сегодня называется множество, этих форм: гибридные войны, бесконтактные, информационные, системно сетевые, многосферные, асимметричные, высокотехнологичные, многодоменные, когнитивные, ментальные, поведенческие, мозаичные войны…
Остановимся на некоторых из них.
Мозаичные войны (Mosaic Warfare) – концепция, предложенная DARPA (Управление перспективных исследований и разработок МО США), согласно которой отдельные платформы для боевых действий собираются вместе, чтобы составить более широкую картину для автономного принятия нестандартных тактических либо оперативных решений (иногда для пояснения концепции проводится аналогия с футболом). Пример частичной реализации концепции – Ирак, Ливия.
Ментальные войны (от фр. mentalite – психология) – целенаправленное и всестороннее воздействие на психологию противника, а также на гражданское население противной стороны.
Информационные войны – в данном контексте предполагается преимущественное использование информации в качестве оружия широкого спектра воздействия на противника (хотя в более широком использовании этого понятия в переносном смысле подразумеваются средства массовой информации). Реализация (под другими наименованиями) осуществлялась с начала ХХ века (с зарождением и распространением средств массовой информации) и осуществляется все более интенсивно во всех военных конфликтах с начала ХХ века.
Когнитивная война – это война знаний. Понятно, что побеждает в войне тот, у кого выше военная наука, технический уровень вооружений, уровень знаний специалистов и других составляющих знаний военного дела. Иногда считают, что когнитивная война – это война не только знаний, но и смыслов, проводя анализ войн со времен Сунь Цзы
Многосферные (многодоменные, многослойные) войны, как считается, предполагают совокупность и интеграцию всеобъемлющих эффектов и возможностей всех видов вооруженных сил и родов войск. Для ведения сражения в рамках многосферной войны интегрированы все сферы и функции ведения боевых действий, чтобы обеспечивать целостное решение всех возникающих проблем (через создаваемые так называемые «окна возможностей»).
Системно сетевые (сетецентрические или просто сетевые) войны рассматриваются как концепция с начала 90 х годов ХХ века. Модель сетецентрической системы можно представить в виде информационной решетки, на которую накладываются взаимно пересекающиеся сенсорная и боевая решетка.
Бесконтактные войны, как следует из самого термина, подразумевают отсутствие в процессе боевых столкновений непосредственных физических контактов между сражающимися. Иногда такие войны называют дистанционными. Сам термин появился в конце ХХ века и не отражает в полной мере особенностей современной войны. Считается, что примером бесконтактной войны является война США и НАТО против Югославии в 1999 году.
Асимметричные войны имеют долгую историю, но терминологически оформились к концу ХХ века (автором термина считается Эндрю Макк, 1975 год).
Под этим термином подразумевается война между противниками, в военных силах которых имеется существенный дисбаланс (асимметрия) либо которые применяют кардинально различные стратегию и тактику, при этом более слабая сторона применяет нетрадиционные средства войны, например, тактику непрямых действий (американцы называют это «играть не по правилам»). Частным случаем асимметричной войны является партизанская либо антиколониальная война.
Партизанская война достаточно известна в нашей истории (например, Отечественная война 1812 года, Великая Отечественная война 1941–1945 годов). Классическим же примером такой войны в ХХ веке явилась война Вьетнама за свое освобождение: вначале против Японии, затем Франции и, наконец, против Соединенных Штатов Америки, блестящая победа над которыми была одержана к 1975 году. А вообще для асимметричных войн нередко бывает характерна непредсказуемость их исхода.
Высокотехнологичная война – этот термин может быть применен к любой современной войне, но классическими примерами могут быть: вторая Иракская война, точнее, ее заключительная фаза, многолетняя война Израиля со своими арабскими соседями и другие.
Феномен гибридной войны ), если прорваться к нему через множество разнообразных, нередко противоречивых толкований, состоит в сочетании традиционной «жесткой силы» с так называемой «мягкой силой».
Необходимость смыслового прорыва связана при этом не столько с новизной указанных понятий, сколько с трудностями перевода. Не секрет, что большинство из них появляется на Западе, большей частью – на английском языке. Например, мы только привыкли к термину «сфера», как уже появляется некий «домен», что по сути одно и то же. И вот уже появляется «многодоменная война» вместо многосферной и т. д.
Особенности современного периода военного дела не в том, что раньше «жесткая сила» и «мягкая сила» не применялись по существу, а в том, что сами эти понятия стали привычными (вспоминается в связи с этим: «Что значит понять? Привыкнуть и уметь пользоваться»).
«Жесткой силе» достаточно внимания уделено и уделяется в многочисленных военно-научных трудах, монографиях, диссертациях. Поговорим здесь о «мягкой силе».
Нетрудно видеть, что оба этих отличия являются, по существу, двумя сторонами одной медали. Одно без другого не может существовать.
Характерным примером являются события на Украине начиная с февраля 2014 года, когда националистические силы, пришедшие к власти путем вооруженного переворота, немедленно были признаны США (которые и в ходе переворота, да и накануне его отнюдь не бездействовали), а следом за ними и так называемой «мировой общественностью» в качестве законного правительства.
Таким образом, термин «гибридная война» по своей сути является попыткой зарубежных военных экспертов определить основную тенденцию в межгосударственном противоборстве, связанную с действиями ведущих государств Запада по реализации своих национальных интересов в конфликтах последних десятилетий. Хотя сами они в ведении «гибридных войн» обвиняют Россию.
Указанная «гибридность» прежде всего подразумевает комплексное воздействие на геополитического соперника всех государственных институтов с опорой на военную мощь страны. При этом военные меры осуществляются в скрытой форме и дополняют спектр мер непрямого воздействия на государство соперника.
Однако происходящие на рубеже – веков процессы мирового переустройства, изменившиеся условия военно-политической и стратегической обстановки приводят к тому, что подобные действия все чаще становятся основной, а иногда и единственной возможностью обеспечить реализацию национальных интересов государства.
Обобщая рассмотренные понятия, можно отметить, что именно содержание комплекса действий государства по реализации своих национальных интересов в ходе межгосударственного противоборства при неявном (скрытом) применении силовых мер рассматривалось большинством исследователей этого феномена под названием «гибридная война», ранее отсутствующее в терминологии, принятой нашей военной наукой.
При этом в основе подхода Североатлантического альянса, к определению «гибридных войн» лежит такое понятие как гибридные угрозы.
Гибридные угрозы – угрозы, создаваемые противником, способным одновременно адаптивно использовать традиционные и нетрадиционные средства для достижения собственных целей. Низменной составной частью такого подхода является лицемерие.
Указанные действия в комплексе приводят к возникновению так называемой ситуации «ни войны, ни мира». Так как происходящее нельзя характеризовать как акт агрессии с точки зрения международного права, а все основные элементы, поддерживающие и обеспечивающие развитие кризиса, находятся за пределами государства.
При этом само государство агрессор формально стремится максимально долго оставаться в стороне и оказывает опосредованное воздействие на государство объект агрессии
Одним из вариантов действий может быть такой, при котором государство, на территории которого ведется «гибридная война», не является непосредственно участником межгосударственного (геополитического) противоборства. Через развязывание «гибридных войн» на территории третьей страны (региона) мировые державы осуществляют попытки реализации (отстаивания) своих национальных интересов. При этом политическая элита страны, попавшая в сферу влияния геополитических соперников, воспринимает себя как самостоятельного актора межгосударственных отношений, что, на самом деле, является лишь иллюзией, активно поддерживаемой одной из сторон (либо обеими) реальных участников конфликта.
С точки зрения последствий, нанесенный ущерб государству может быть сопоставим или даже превосходить ущерб, который мог быть нанесен прямым военным вторжением в случае военного конфликта, при этом большая часть потерь приходится на объекты экономики, инфраструктуры и гражданское население.
Показательными примерами этого явились события в Ливии и Сирии в течение последних нескольких лет. В них ярко проявился адаптивный подход к применению военной силы, заключающийся в минимально необходимом скрытом либо открытом военном вмешательстве в ситуацию в зависимости от складывающейся обстановки. Спровоцированные США гражданские войны в этих странах нанесли им в разы больший ущерб, чем прямая военная агрессии в отношении Югославии в 1999 году.
Достаточно высокая вероятность реализации негативных сценариев развития стратегической обстановки предполагает необходимость подготовки Вооруженных Сил и Российской Федерации в целом к защите своих национальных интересов с целью парирования угроз или превентивной нейтрализации возможных противодействий государств противников в сложных условиях военно политической и стратегической обстановки.
При этом в любых условиях исключительно важно не допустить развязывания военных действий с участием Российской Федерации или ее союзников, особенно на территории России.
Реализация «гибридных действий» государствами соперниками России вызывает необходимость противодействия им, а также не исключает возможностей использования данного подхода при отстаивании (реализации) национальных интересов Российской Федерации. Поэтому необходимо определить роль и место институтов государства в целом, а также Вооруженных Сил России по обеспечению национальной (военной) безопасности страны в новых условиях.
Таким образом, становится очевидным, что проблемы региональной и глобальной безопасности приобретают все более многосторонний характер и уже не могут решаться только с позиции силы. Необходима целенаправленная совместная деятельность всех институтов государства по совершенствованию системы национальной безопасности.
Идеологию войн «нового типа» в большей мере формировали США. Поэтому целесообразно при рассмотрении взглядов вероятного противника на ведение таких войн ориентироваться на взгляды военно-политического руководства и военных специалистов НАТО и, в первую очередь, США.
Эта идеология в своей основе ориентирована на выявление уязвимых мест (критических точек) в системе государственного и военного управления, определение мер и средств воздействия на них с целью дестабилизации внутриполитической обстановки государства соперника и дальнейшего снижения его роли и влияния на международной арене.
При этом одна из ключевых ролей в достижении поставленных целей в ходе войн «нового типа» отводится формированию соответствующего общественного мнения, созданию сети антиправительственных вооруженных формирований, обеспечению скрытости действий подразделений специального назначения, слаженности и оперативности работы всех участвующих в операции государственных и негосударственных структур.
Североатлантический союз (ведущие страны НАТО) уже в течение двадцати лет активно внедряют в практику «гибридные методы» в интересах достижения своих военно стратегических целей в различных регионах мира в рамках так называемого «всеобъемлющего подхода».
Основой для разработки его концепции послужила доктрина альянса «Скоординированный подход», подготовленная в 1997 году стратегическим командованием блока. В концепцию также вошла так называемая «теория пяти колец», рассматривающая любого противника как систему, от устойчивости составных частей которой (руководство, система жизнеобеспечения, инфраструктура, население, военная организация) в той или иной степени зависит ее жизнеспособность в целом.
Согласно данной теории, при проведении операций необходимо сосредоточить свои усилия на нанесении поражения наиболее важным либо наиболее уязвимым структурам противника, заставить его «принять цели противоборствующей стороны как свои собственные». При этом возможность вступления в «классическое» военное сражение рассматривается только тогда, когда другого выбора нет.
Современный опыт устранения неугодных Западу режимов путем проведения операций с опорой на силы внутренней оппозиции и формирования условий для совершения «цветных революций» демонстрирует эволюцию «гибридных действий» альянса в рамках «всеобъемлющего подхода».
Примерами применения Североатлантическим союзом принципов данного подхода стали операции НАТО в Югославии, Афганистане и Ливии. В частности, стратегические цели Запада в Ливии были достигнуты с помощью легитимизации ООН планируемых агрессорами действий. При этом успех операции был обеспечен в первую очередь за счет использования вооруженных отрядов внутренней оппозиции, координируемых представителями спецслужб Великобритании, Франции и США, а также активного информационно психологического воздействия на население и правительственные силовые структуры.
С учетом этого приняты решения об ужесточении требований к воинским формированиям по срокам их готовности к выполнению боевых задач и активизации деятельности по реализации концепции «Полностью совместимые силы», при этом предлагается ускорить процесс принятия решений и расширить привлечение стран партнеров, международных и региональных организаций к проведению будущих операций.
Подобные операции признаются альянсом достаточно эффективной формой достижения военно стратегических целей и рассматриваются в качестве важнейшего элемента основных действий ОВС НАТО в различных конфликтах. Это подтверждается концептуальными документами Североатлантического союза, а также направленностью оперативной и боевой подготовки объединенных войск (сил), которые в настоящее время отрабатывают все виды военных действий, в том числе в условиях крупномасштабного конфликта.
В связи с этим представляется необходимым учитывать данное обстоятельство в процессе развития ВС РФ и планирования их применения.
Основными принципами ведения «гибридных действий» считаются своевременность, внезапность и скрытость.
Не исключается и вариант, при котором смена политического курса страны противника осуществляется после силового захвата власти специально созданными подконтрольными вооруженными формированиями из граждан этой страны без ввода национальных вооруженных сил.
При другом варианте развития ситуации, территория государства войсками также непосредственно не оккупируется, а к власти приводится подконтрольный политический режим, который обеспечивает внешнее управление всеми сферами его деятельности и, в первую очередь, экономикой.
В ходе ведения «гибридных операций» на всех этапах особое внимание уделяется проведению мероприятий по оказанию информационно психологического воздействия, направленного на снижение морально психологического уровня населения и силовых структур государства для достижения цели и создания плацдарма для последующих действий.
Многие из указанных особенностей наши противники попытались апробировать в ходе специальной военной операции по демилитаризации и денацификации Украины. Несколько замечаний по поводу теории и практики этой операции.
Как известно, теория – это высшая форма организации научного знания, дающая целостное представление о законах, закономерностях и других существенных связях определенной области действительности (объекта данной теории). Каждая теория имеет свой, достаточно обширный понятийный аппарат.
Из понятийного аппарата теории обеспечения стратегического сдерживания рассмотрим, прежде всего, объект данной теории.
Как известно, объект науки – это область действительности, которую исследует данная наука, в нашем случае это стратегическое сдерживание. Существует немало определений этого понятия, рассмотрим некоторые из них.
Коллектив авторов военно-теоретического труда Центра военно-стратегических исследований (ЦВСИ) Военной академии Генерального штаба утверждает, что стратегическое сдерживание можно рассматривать как специфическую форму рефлексивной политики государства, осуществляемой путем воздействия на военно-политическое руководство агрессора за счет убеждения в неотвратимости негативных для него последствий в результате гарантированного применения стратегических наступательных сил, включающих неядерные и ядерные силы.
В указанном труде содержится определение стратегического сдерживания как комплекса согласованных политико-дипломатических, экономических, идеологических, информационных, научно технических, военных и иных действий, проводимых государством и направленных на стабилизацию военно-политической и стратегической обстановки, предотвращение возможной агрессии, а также деэскалацию развязанного военного конфликта путем убеждения противника в неотвратимости негативных для него последствий в результате гарантированного применения РФ своих Вооруженных Сил.
В этом длинноватом определении, которое мы попытались несколько сократить, предпринята попытка «ничего не забыть» относительно сдерживания.
Существуют и другие определения, например: «Под сдерживанием понимается такое соотношение военных потенциалов сторон, при котором исключается возможность достижения одностороннего преимущества, приводящего к достижению поставленных целей войны, при этом потери могут превосходить ожидаемый выигрыш и быть неприемлемыми (недопустимыми)».
Еще одно определение: под стратегическим сдерживанием понимается совокупность мер в политической, экономической, военной и других сферах, предпринимаемых государством в одностороннем порядке или на коалиционной основе, направленных на внушение противоположной стороне представлений о невозможности достижения политических целей насильственными методами из за неприемлемых для нее последствий в результате ответных действий
Заметим здесь, что к научному определению (дефиниции) предъявляются два противоречивых требования: оно должно быть достаточно полным, отражая наиболее важные свойства определяемого объекта, и вместе с тем возможно более кратким. С этой точки зрения второе из приведенных выше определений представляется нам более удачным.
Важным признаком теории являются установленные в ней научные законы (закономерности), а также соответствующие им научные принципы.
Прежде чем приступить к рассмотрению закономерностей и принципов теории и практики обеспечения стратегического сдерживания в современных условиях, рассмотрим более общий подход к этой проблеме.
Сегодня можно сдерживать потенциального агрессора сильной противовоздушной (противоракетной) обороной, прикрытием границ и так далее, а можно – неотвратимостью удара по его жизненно важным объектам, пунктам управления и войскам. Упрощая, можно сказать, что в первом случае речь идет о защите, а во втором – о нападении. В действительности же они неразрывны.
Для того чтобы своевременно осуществить запуск стратегических ракет по объектам (территории) противника, необходимо получить своевременный и достоверный сигнал о его ракетном нападении. Для этого используется система предупреждения о ракетном нападении. В принципе – это оборонительная система, но она же участвует и в подготовке нападения.
Как может угрожать противнику защита? Очевидно, только если у него есть планы нападения.
До начала 90 х годов во взглядах на построение воздушно космической обороны преобладали подходы, основанные на стремлении достижения превосходства над воздушно космическим противником, диктуемые военной мощью СССР и его союзников. Изменение военно-политической ситуации в мире, провозглашение основным принципом военного строительства принципа оборонной достаточности потребовали пересмотра подходов к построению и функционированию системы ВКО в сторону отказа от достижения превосходства «по всем азимутам», ориентации на равновесие как условие предотвращения гонки вооружений, организации взаимодействия со всеми силами и средствами, способными решать задачи ВКО. Да и по экономическим ограничениям это стало невозможным, причем для любого государства.
Вскоре выяснилось, однако, что ориентация на равновесие как условие предотвращения гонки вооружений в мировом масштабе не работает. Гонка вооружений, однажды начавшись государством, претендующим на мировое превосходство, правящим классом или даже конкретными личностями, дальше живет сама по себе. В развитых капиталистических странах она дает налоги государству, поддерживает бюджет, создает хорошо оплачиваемые рабочие места, развивает науку. Нужен только противник, а если его в явном виде нет, то его можно назначить.
Для внутреннего употребления ориентация на равновесие действительно может быть удобным условием военного строительства.
Важно не забывать при этом, что указанное равновесие не должно быть слепым отражением того, что делает потенциальный противник. Задержка в 5–7 лет может быть в этом отношении полезной. Это время должно быть достаточным для того, чтобы оценить рациональность выбранного противником пути развития и принять асимметричные меры противодействия.
Итак, как еще может угрожать оборона, например, противоракетная оборона?
Известно, что один из позиционных районов ПРО США находится на территории штата Аляска. По сути, Аляска – это анклав Соединенных Штатов, наиболее близкий к территории России. Нетрудно догадаться, не заглядывая в суперсекретные документы США, для решения каких задач предназначены эти ракеты.
Правда, они не достают до европейской части Российской Федерации, где тоже есть позиционные районы наших РВСН. Для них предназначены противоракеты двух новых создаваемых районов американской ПРО – в Польше и Румынии, наших бывших союзников по Варшавскому договору.
Наконец, многочисленные боевые корабли американских ВМС оснащены эффективными системами ПВО ПРО типа «Иджис», завершающими стремление США построить глобальную ПРО.
Какие научные законы и закономерности можно вывести из этого краткого анализа?
Вряд ли можно рассуждать о законах стратегического сдерживания как четко определенного явления, поскольку научный закон – это объективно существующее, необходимое, существенное, устойчивое для определенных условий, повторяющееся соотношение между явлениями в природе и обществе. Соотношения научных законов в своих пределах не имеют исключений и, как правило, могут быть выражены формализовано
Научные законы, в отличие от законов юридических, не устанавливаются или применяются кем то, а существуют объективно, независимо от воли и желания познающего субъекта. Исследователь может только открыть закон, т.е. уже объективно существующее, необходимое, повторяющееся, существенное, устойчивое в определенных рамках соотношение между явлениями. Соотношения между явлениями, выраженные в форме научных законов, обычно носят количественный или логический характер.
Очевидно, что вышеприведенные примеры различных определений стратегического сдерживания из-за сложности объекта не могут претендовать на приложение к ним строгих соотношений научных законов. Гораздо уместнее применять к ним понятие научных закономерностей.
Как известно, научная закономерность – это тоже объективно существующее, необходимое, существенное, устойчивое, повторяющееся соотношение между явлениями в природе и обществе, но описанное только на качественном, содержательном уровне. Соотношения научных закономерностей имеют характер тенденций.
Закономерности имеют место там, где рассматриваются сложные явления, не поддающиеся пока точному формальному описанию (формализации) и адекватному количественному выражению.
Можно сказать, что научный закон – это до конца (т.е. до количественного выражения) познанная закономерность.
В обыденном понимании слово «закономерность» нередко трактуется как соответствие закону (подобно тому, как «правомерность» означает соответствие праву). В науке же закон и закономерность – равноправные и однопорядковые категории.
Те исследователи, которые занимались изучением этого явления – стратегического сдерживания, – отмечают его сложность, изменчивость во времени и в разнообразных условиях.
Есть три условия перехода научной закономерности в научный закон, а именно:
во-первых, должны быть четко зафиксированы явления, между которыми вскрыто соотношение (для чего нужен количественный подход) ;
во вторых, должны быть исследованы формы, механизм действия и другие количественные характеристики соотношения;
в третьих, должны быть точно установлены пределы действия соотношения (опять таки на количественном уровне)
Общим требованием к научным законам и закономерностям является их нетривиальность. Открываемые в них соотношения не должны быть очевидными, т.е. не «лежать на поверхности».
К понятиям научного закона и закономерности непосредственно примыкает понятие научного принципа.
Есть два основных подхода к определению принципа.
Первый из них рассматривает принцип как основное исходное положение какой либо теории, учения, науки. В этом понимании принцип близок к характеру аксиомы.
Второй подход хорошо выразил в свое время Ф. Энгельс: «Принцип – не исходный пункт исследования, а его заключительный результат …». Такой подход представляется наиболее логичным и чаще применяется в исследованиях по военной тематике. С учетом этого дадим следующее определение принципа, наиболее соответствующее прикладной, в том числе военной, науке
Принципы – это основные, наиболее общие, основополагающие правила и рекомендации
Принципы вытекают прежде всего из анализа практики и основываются на законах и закономерностях в том смысле, что не противоречат им.
Основное отличие принципов от законов и закономерностей состоит в том, что принципы устанавливаются людьми (учеными, исследователями, практиками), а законы и закономерности в природе и обществе существуют объективно, т.е. независимо от людей.
Кроме того, законы и закономерности более устойчивы; принципы более подвижны и могут уточняться и изменяться со временем.
По большому счету в двух подходах к определению принципа нет противоречия, если принять во внимание, что принцип, являясь доказанным результатом проведенного исследования, становится исходным положением нового исследования.
Например, принцип соответствия Н. Бора: «Теории, справедливость которых была экспериментально установлена для определенной группы явлений, с появлением новых теорий не отбрасываются, но сохраняют свое значение для прежней области явлений как предельная форма и частный случай новых теорий».
Очевидно, что и этот принцип, имеющий характер правила, явился результатом многих исследований, точнее, обобщением результатов этих исследований. Вместе с тем, он служит исходным пунктом для оценки и классификации новых теорий и создания подлинно научной картины мира.
Таким образом, принципы, относясь к классу научных категорий, являются вместе с тем переходным звеном от теории к практике. Принципы не существуют сами по себе в природе и обществе, их формируют люди.
Деятельность военно-политического руководства США вместе с их значимыми союзниками дает основание считать, что целью их деятельности является создание эффективной, непроницаемой для противников системы противовоздушной (противоракетной) обороны либо создание такой системы, эффективность которой была бы на порядок выше, чем у противника.
Если бы такую систему ПВО (ПРО) удалось бы действительно создать, то многократно возник бы соблазн безнаказанно ударить по противнику. Возможно, американцам хотелось бы иметь нечто вроде израильского противоракетного «Железного купола» только над всей территорией США или, по крайней мере, над крупными городами и военными объектами. Однако израильтяне защищаются в настоящее время своим «Железным куполом» только от примитивных «хамасовских» неуправляемых ракет, да и то далеко не абсолютно.
Правда, израильтяне в развитии своей ПРО руководствуются принципом «идти на шаг впереди любых потенциальных угроз». В настоящее время они работают уже над новой системой ПРО «Хец 4», которую рассчитывают против маневрирующих ракет оперативного радиуса действия и даже угроз из космоса
История развития и противоборства СВКН и ПВО (ПРО) показывает, что нападающая сторона всегда опережает защиту, к тому же ей это обходится значительно дешевле.
Отсюда первая закономерность исследуемой предметной области, которая, конечно же, касается противостояния глобальных держав.
1. Стратегическое сдерживание возможно и эффективно лишь при том условии, если ожидаемые вероятности поражения противников в случае их военного конфликта (вплоть до взаимного уничтожения) сопоставимы.
Любая научная закономерность (так же как и научный закон), кроме объективных зависимостей, имеет свой «механизм реализации».
Знаменитый немецкий физик Отто Ган, не успевший создать атомную бомбу для Гитлера (но успевший получить Нобелевскую премию за 1944 год), так прокомментировал ядерное испытание в Советском Союзе в 1949 году: «Если и Соединенные штаты, обладают ею (атомной бомбой – А.С.), то войны не будет».
Следующая закономерность.
2. Зависимость эффективности сдерживания от реальности угрозы возможному агрессору, которая обеспечивается способностью вести против него успешные боевые действия и нанести ему неприемлемый для него ущерб, и никак иначе.
Первые две закономерности, конечно же, относятся к эпохе ядерного сдерживания, начавшегося в середине ХХ века, продолжающейся поныне и не ожидающей своего окончания в обозримом будущем. Они выведены из трудов ученых, являющихся родоначальниками ракетно ядерного вооружения и защиты от него нашей Родины.
Третья закономерность является следствием проведенного анализа особенностей эпохи войн нового поколения.
3. Зависимость эффективности сдерживания от рационального сочетания жесткой силы (силы оружия и других мер принуждения) и мягкой силы (силы убеждения, включающей весь комплекс соответствующих мер).
Приведенная здесь закономерность, как очевидно, соответствует в определенной степени вышеприведенной «формуле Т. Рузвельта». Приходится констатировать, что с эпохи его президентства с течением времени как способы убеждения, так и способы принуждения непрерывно совершенствовались и достигли сегодня очень высокого уровня – как по номенклатуре, так и по силе воздействия. Так, например, современные способы убеждения базируются на широком спектре экономических санкций со стороны не только США, но и послушного им западного «мирового сообщества», а способы принуждения включают в себя «многосферные сражения» вплоть до «глобальных ударов» из воздушно космического пространства. Вот во что превратились «мягкий разговор» и «большая палка» Теодора Рузвельта! И это при том, что никто на Америку нападать не собирался (Япония не в счет) и не собирается.
Вышеприведенные закономерности установлены логически как качественные зависимости, сопоставлены с опытом международных отношений и, по оценке автора, соответствуют современным тенденциям развития теории и практики стратегического сдерживания.
Показатель эффективности, наличествующий в этих закономерностях, используется здесь как качественная характеристика степени соответствия объекта нашего исследования (стратегического сдерживания) своему предназначению.
Поговорим теперь о принципах.
Несколько страниц принципам стратегического сдерживания уделено в труде авторского коллектива под редакцией А.Л. Хряпина (2017 г.)
По нашему мнению, бесспорными из них являются следующие
- Гибкость механизма реализации стратегического сдерживания и его адаптивность к возникающим военным угрозам.
- Решительный переход к применению привлекаемых сил и средств стратегического сдерживания в случае, если сдержать агрессора не удалось.
- Централизованное государственное управление деятельностью органов государственной власти, обеспечивающих реализацию мероприятий стратегического сдерживания, осуществляемое на основе единой государственной политики.
- Централизованное планирование применения разнородных сил и средств стратегического сдерживания, обеспечивающее наиболее полное соответствие масштабов, форм и способов их комплексного применения характеру и направленности военных угроз.
- Гласность и открытость (в пределах допустимого уровня) в отношении подходов к реализации стратегического сдерживания.
- Поддержание структуры и состава сил и средств стратегического сдерживания на уровне, достаточном для выполнения всего спектра стоящих задач.
- Соблюдение Российской Федерацией международных обязательств, принятых в области стратегических наступательных и оборонительных вооружений, недопущение какого либо вмешательства, в том числе в целях контроля, иностранных государств, их союзов и международных организаций в процесс разработки, создания, эксплуатации ядерного и стратегического неядерного оружия и в другие виды деятельности, за исключением случаев, предусмотренных международными договорами и законодательством Российской Федерации.
Спорными (лишними) пунктами, не несущими глубокого смысла, по нашей оценке, являются следующие два непрерывность мероприятий по обеспечению стратегического сдерживания, осуществляемых на всех этапах развития и обострения межгосударственных отношений, неопределенность для агрессора масштаба, времени и места применения разнородных сил и средств стратегического сдерживания.
Предлагается следующая система (дополнительных) принципов:
- Необходимая военно-экономическая мощь, достаточная для отражения агрессии.
- Необходимая духовная консолидация общества и государства.
- Оценка других стран (соседей по Земному шару) по их реальному потенциалу, а не по декларируемым (заявляемым) возможностям.
- Необходимая боевая и мобилизационная готовность должна быть, но не настораживать соседей по Земному шару.
- Скрытность своих возможностей и намерений необходима, но она не должна препятствовать восприятию мощи страны
- Использование всего спектра возможностей по стратегическому сдерживанию из арсенала войн нового типа («жесткой» и «мягкой» силы).
- Относительная простота и ясность критериев принятия решений в системе стратегического сдерживания.
- Автор: А.А. Сиников, доктор военных наук, профессор.
Источник: Журнал «Труды Военной академии Генерального штаба» № 1 (1) за 2025г.
Список источников
1. Военный энциклопедический словарь. М.: Военное издательство, 2007. 832 с.
2. Войны грядущего: какими они будут? А.В. Сержантов и др. // Независимое военное обозрение. 2019. № 35 (1063). С. 3.
3. Военно-стратегические аспекты стратегического сдерживания в период до 2030 года и дальнейшей перспективе. Военно-теоретический труд / Под ред. А.Л. Хряпина. М.: ВАГШ ВС РФ, 2017. 245 с.
4. «Гибридная» война. М.: ГУ МО РФ. 2019.
5. О диалектике сдерживания и предотвращения военных конфликтов в информационную эру. И.Н. Дылевский, В.О. Запивахин, С.А. Комов и др. // Военная Мысль. 2016. № 7. С. 3–11.
6. Основы теории «гибридных» войн. Современный опыт ведения «гибридных» войн США (НАТО). М.: ВАГШ ВС РФ, 2015. 49 с.
7. Останков В.И. Войны будущего начинаются сегодня // Военно-промышленный курьер. 2019. № 40 (803). С. 7.
8. Подберезкин А.И., Байгузин Р.Н. Политика и стратегия. М.: Юстицинформ, 2021. 765 с. С. 17–21.
9. Сержантов А.В. Тенденции развития военного искусства // Независимое военное обозрение. 2019. № 36 (1064). С. 1, 8–9.
10. Сиников А.А. Вопросы подготовки военных ученых: монография. Тверь: ВА ВКО, 2007. 264 с.
11. Сиротинин Е.С. Сдерживание агрессии и некоторые проблемы его обеспечения в современных условиях. Тверь: ВА ВКО, 2006. 132 с.
12. Современные трансформации концепций и силовых инструментов стратегического сдерживания. С.В. Крейдин др. // Военная Мысль. 2019. № 8. С. 7–17.
13. Стратегия национальной безопасности США // Зарубежное военное обозрение. 2018. № 5. С. 83–112.
14. Троицкий В.П. Диалог со сложными техническими системами. Тверь: ВА ПВО, 1996. 90 с.
15. Чихарев И.А., Полулях Д.С., Бровко В.Ю. Гибридная война: реконструкция против деконструкции // Вестник Академии военных наук 2018. № 4 (65). С. 58–65.
